Portfolio

Евгений Блажеевский

Стихи

Евгений Иванович Блажеевский (1947--1999) -- автор сборников стихотворений "Тетрадь" (1984), "Лицом к погоне" (1995), "Черта" (1998). Первая посмертная публикация подготовлена поэтом Юрием Уваровым.
Его лирический герой одиноко яростен и в любви, и в грусти. Что до боли, то она у него одна на всех и у каждого своя. Со своей можно справиться, пережить... Когда одно сердце берет на себя боль за близких, за друзей -- это уже серьезно. Когда же один поэт в свое издерганное и совсем уже не молодое сердце впускает боль за время, страну -- оно разлетается в клочья, и никакими усилиями его не собрать, не склеить, не запустить. Так почти всегда начинался и заканчивался крестный путь настоящей поэзии. Он мужественно и с честью прошел по нему до конца, собирая и уже не отпуская от себя друзей...

* * *
Беспечно на вещи гляди,
Забыв про наличие боли.
-- Эй, что там у нас впереди?
-- Лишь ветер да поле.
Скитанья отпущены нам
Судьбой равнодушной, не боле.
-- Эй, что там по сторонам?
-- Лишь ветер да поле.
И прошлое как за стеной,
Но память гуляет по воле.
-- Эй, что там у нас за спиной?
-- Лишь ветер да поле.

* * *

Лагерей и питомников дети,
В обворованной сбродом стране
Мы должны на голодной диете
Пребывать и ходить по струне.
Это нам, появившимся сдуру,
Говорят: "Поднатужься, стерпи..."
Чтоб квадратную номенклатуру
В паланкине носить по степи.
А за это в окрестностях рая
Обещают богатую рожь...
Я с котомкой стою у сарая,
И словами меня не проймешь!

* * *

От мировой до мировой,
Ломая судьбы и широты,
Несло героев -- головой
Вперед -- на бункеры и дзоты.
И вот совсем немного лет
Осталось до скончанья века,
В котором был один сюжет:
Самоубийство Человека.
Его могил, его руин,
Смертей от пули и от петли
Ни поп, ни пастор, ни раввин
В заупокойной не отпели.
И если образ корабля
Уместен в строчке бесполезной,
То век -- корабль, но без руля
И без царя в башке железной.
В кровавой пене пряча киль,
Эсминцем уходя на Запад,
Оставит он на много миль
В пустом пространстве трупный запах.
Но я, смотря ему вослед,
Пойму, как велика утрата.
И дорог страшный силуэт
Стервятника
в дыму заката!..

* * *

В том мире, где утро не будит тебя
Надеждой в оконном квадрате,
В том мире, где больше не будет тебя
На старой арабской кровати,
В той жизни, которую выстроил сам
Своей утомленной рукою
И время течет по моим волосам
Незримой осенней рекою,
Нам больше встречаться уже ни к чему,
Привыкни к дурдому, который
Под "Сникерсы", "Мальборо" и ветчину
Киоски отдал и конторы.
Я больше к тебе никогда не приду --
Любовь не имеет возврата.
Мы встретимся, может, в последнем году
В долине Иосафата.

* * *

Геннадию Чепеленко

Ночной больничный двор
Слегка присыпан снегом.
Слетаются к стеклу
Снежинки, словно моль.
И корпуса молчат.
Они сравнимы с неким
Угрюмым банком, где
Накапливают боль.
В палате, у окна
Отыскивая спички
И пачку сигарет,
Я слышу, как впотьмах
За лесом иногда
Проходят электрички,
Квадригами колес
Вздымая снежный прах.
И снова тишина.
Морозом, как наркозом,
Прихвачена земля
И голые кусты.
Мы в темноте лежим,
как бревна -- по откосам,
Пред болью подступающей пусты
Душою...
Но давай
Пошарим по сусекам,
Остаток дней своих
Сжимая в пятерне,
Давай поговорим
С быстролетящим снегом
И поглядим на мир
При медленной луне...

Воспоминание о метели

Мокрый снег. За привокзальным садом
Темнота, и невозможно жить,
Словно кто-то за спиной с надсадом
Обрубил связующую нить.
Мертвый час. Не присмолить окурка,
Мерзнут руки, промерзает взгляд...
Вдоль пустынных улиц Оренбурга
Я бреду, как двести лет назад.
Что-то волчье есть в моей дороге --
В темноте да на ветру сквозном!..
И шинель, облапившая ноги,
Хлопает ноябрьским сукном.
Хлопают дверьми амбары, клети,
Путь лежит безжалостен и прям.
Но в домах посапывают дети,
Женщины придвинулись к мужьям.
Но, уйдя в скорлупы да в тулупы,
Жизнь течет в бушующей ночи.
Корабельно подвывают трубы,
Рассекают стужу кирпичи.
И приятно мне сквозь проклятущий,
Бьющий по лицу колючий снег
Видеть этот медленно плывущий
Теплый человеческий ковчег...
* * *

Одутловато-слякотный февраль.
Испачканная сковородным салом,
Блестит под фонарями магистраль,
Из темноты бегущая к вокзалам.
Квартира спит, как пыльный чемодан.
Неслышный даже коммунальным Феклам,
По Красносельской улице туман
Ползет, щекою припадая к стеклам.
Бессонницы угрюмый пистолет
Нацелен на скрипучую кровать,
Где женщина, которой на сто лет
Поручено с тобою есть и спать,
Всей нежностью раскрылась в полусне,
Мерцая поволокой из-под челки,
И мы лежим на смятой простыне
В пяти шагах от грязной Каланчевки...
Казалось мне студенческой порой,
Что от тоски и дикого удела
Меня спасет ее души покрой
И молодое ласковое тело.
Что мокрый снег, летящий с высоты,
И февраля убогая фактура,
Лишь только фон для этой красоты:
Мерцали груди, двигалась фигура...
И возглас "Ах!..". И всей спиной попятной --
В постельный развороченный бедлам,
Когда касалась розовою пяткой
Холодного паркета по утрам!..
Когда лежал и весело, и смело
Зигзаг одежды, сброшенной в пылу,
Как сломанный хребет велосипеда,
На стуле и частично на полу!..
Но где же мы, любившие когда-то?
О, жизни ускользающая тень!..
И возникает в памяти, как дата,
Глухая ночь и подступивший день,
В котором, оживляя воздух сизый,
Весна в снегу стояла, чуть дыша,
Оттаивали медленно карнизы
И стих лежал в стволе карандаша...

* * *
Ив. Сурину

Теперь, когда надо проститься
По совести и по уму,
Не надо обратно проситься
В свою голубую тюрьму.
Не надо надеяться втайне
На лунный серебряный след.
Осталось одно очертанье,
Названья которому нет.
Осталось горенье заката,
Далекого моря прибой.
Осталась глухая утрата
Того, что случалось с тобой,
Того, что могло бы случиться,
Того, что в себе износил...
Но нету, увы, очевидца
Слепому горению сил.
А молодость -- штучка, Лолита, --
Кивнув равнодушно душе,
Сошла, как выходит из лифта
Чужой
На чужом
Этаже...
* * *

Орфей

И я обернулся, хоть было темно,
На голос и нежный, и тихий...
И будет во веки веков не дано
Увидеть лицо Эвридики.
Но это не слабость меня подвела,
Не случай в слепом произволе,
А тайная связь моего ремесла
С избытком и жаждою боли.
Мне больше лица твоего не узреть,
Но камень в тоске содрогнется,
Когда я начну об утраченном петь:
Чем горше -- тем лучше поется...

* * *

Прощай, любовь моя…

Прощай, любовь моя, сотри слезу...
Мы оба перед Богом виноваты,
Надежду заключив, как стрекозу,
В кулак судьбы и потный, и помятый.
Прости, любовь моя, моя беда...
Шумит листва, в саду играют дети,
И жизнь невозмутимо молода,
А нас -- как будто не было на свете...

Обсудить этот текст можно здесь