Portfolio

Анюта Евсеева

Бизнес-ланч в одиннадцать

(продолжение)

Замок Грюйера оказался довольно странным сооружением и скорее смахивал на остров мёртвых, а не на жилой дом. Но мне ничего не оставалось, как подойти к воротам, которые моментально разъехались в разные стороны, впуская меня в цветущий, благоухающий сад.
Истошно кричали павлины - они разгуливали по саду, периодически распуская хвосты, дёргая головами и гоняясь друг за другом. Сад сменился голубым еловым лесом, с торчащими почему-то вверх, а не растущими, как им было положено, вниз шишками. Потом показалось изумрудное озеро. На берегу стоял мужчина в ковбойской шляпе и сачком вылавливал скопившуюся тину.
- Грюцце! - поприветствовал он.
Я кивнула в ответ, испугавшись, что Грюйер решит разговаривать со мной на ретророманском, которого я, разумеется, не знала. Но мужчина в ковбойской шляпе оказался вовсе не Грюйером, к тому же, он и сам не знал диалекта. Быстро перейдя на смесь французского с немецким, он объяснил, что мсье Грюйер ждёт меня в гостиной.
Этого и следовало ожидать - двери замка отворились сразу же, как только я собралась до них дотронуться. Стены светлого, просторного коридора были плотно увешаны портретами и родовыми гербами, и не успела я понять, куда мне идти, как из-за угла выехало кресло, а в нём - старик в ночном колпаке.
- Привет, - бодро поздоровался он. - Я и есть тот самый Грюйер. Только не перепутайте меня с сыром! А вы, как я понимаю, Полин?
- Да, я Полин.
- Фрау Шильке очень вас хвалила, - он весело взглянул на меня, - а ведь она редко хвалит?
- Она деловая, - мягко ответила я.
- Не то слово! - воскликнул Грюйер. - Такого тут наворотила, с этой свадьбой, - он засмеялся, поспешив объяснить: "Этот колпак спасает меня от менингита. В замке давно не делали ремонт, наверное, лет триста. Меня достали бесконечные сквозняки! Вы в курсе, что я женюсь? Здесь скоро будет свадьба!"
- Иначе зачем мне было приезжать? - удивилась я.
- Хотите накинуть что-нибудь тёплое? Боюсь, что вы простудитесь, - и, не дожидаясь ответа, громко крикнул: "Вивьен, принесите гостье свитер! Или плед."
Грюйер бодро управлял коляской.
- Вообще-то я не инвалид, - зачем-то пояснил он, - просто расстояния от комнаты до комнаты настолько велики, что в моём возрасте уже устают ноги. Вивьен! - снова заорал он. - Принесите плед сию же минуту! Иначе оставлю вас без сладкого! - и, уже обращаясь ко мне, стал говорить тише. - Сейчас доедем до места, и вы увидите, что я прекрасно передвигаюсь без этого адского приспособления. И, кстати, сниму колпак.
- Мсье Грюйер, - сказала я, - не беспокойтесь. Мне совершенно не холодно. И мне не нужен плед. И не раздражает колпак. Всё в порядке.
- Вивьен! - снова крикнул он, - можете подавиться своим пледом! Он нам в задницу не нужен! Оставьте себе! А мы съедим ваш торт!
И он потёр руки.
Грюйер распахнул кованую дверь.
- Комната крестьянки Люс, - сообщил он, - она была фавориткой одного из Грюйеров. Знаете, когда это было?
- Пятьсот лет до нашей эры, - с восхищением оглядывая витражи и гобелены, зачем-то съязвила я.
- Нет! - рявкнул он. - Это было в одиннадцатом веке! И между прочим на портрете Люс сохранилась, как живая, - он ткнул пальцем в портрет хорошенькой девушки.
- Красивая, - заметила я.
- Ничего особенного, - пожал плечами Грюйер, - но старый пердун был падок на младенцев.
Он погнал коляску дальше на такой скорости, что я едва поспевала.
- Святая святых, - сообщил он, показывая ещё на одну дверь и распахивая её передо мной.
Я заглянула внутрь и почувствовала себя дурно. Вдоль стен тянулись стеклянные подсвеченные витрины, а за ними были выставлены многочисленные косточки, носы, скальпы и ещё какие-то неопознанные детали человеческих тел.
- Семейная реликвия, - объявил Грюйер. - Поколения Грюйеров меняли важным персонам носы и уши. Присобачивали к их коронованным заплешинам шикарные локоны, старые оставляя себе на память. Вон, видите, третий слева! Это скальп Александра Дюма. Отца, - уточнил он, - а правее, узнаёте?
- О, Боже…
- А что вы так вздрогнули? - ехидно рассмеялся Грюйер. - Это половой орган вашего Ленина. Он приезжал к моему отцу в 1915 году для операции по его увеличению. Но из-за недостатка ткани, - он выразительно посмотрел на меня, - пришлось заменить полностью. Проще говоря, пришпандорили новый.
Меня неприятно поташнивало.
- Похоже, этот факт отразился на всей дальнейшей истории, - и Грюйер, глубокомысленно пожевав губами, подмигнул. - Если интересно, подойдите поближе. У меня хранится левая грудь Анны Австрийской, ухо Ван Гога, родинка с правой щеки Мао Цзедуна... К нам собирался Николай Второй, но так и не доехал, хотя специально для него в Люцерне построили отель. Но что-то, видно, помешало… Граф Грюйер, ещё в одиннадцатом веке сделал первую пластическую операцию. Очень известному преступнику. Правда, это его не спасло. Казнили обоих. Ему было раз плюнуть сотворить всё то, чем теперь хвастают эти престижные салоны, выдавая всякое старьё за ноу-хау. Я, кстати, тоже порой балуюсь пластической хирургией.
- Вот как?
- Да, а вы что думали! Моя гордость - Мохаммед Ибрагим Омар аль Муслин. Вот остатки его прежней внешности.
- Кем он был?
- Почему - был? Он жив и здоров, в отличие от своего хозяина. Телохранитель Саддама Хусейна, сам его и заложил, мерзавец.
Грюйер подтянулся на локтях, напоминая этим движением Птичку, и присмотрелся.
- Ну-ка, милочка… Дайте-ка я взгляну…
Потеряв бдительность, я наклонилась. Он немедленно вцепился пальцами мне в нос и принялся вертеть им из стороны в сторону, рассматривая внимательнейшим образом, так что мне стало не по себе.
- Я бы его чуть подправил, - наконец, сказал он.
- Нет, нет! - Я немедленно выпрямилась. - Пожалуйста, не надо.
Грюйер ухмыльнулся. Мы въехали в гостиную, где стол был накрыт к чаю. Старик встал с коляски и оказался не таким уж маленьким. Заметив моё недоумение, он снова ухмыльнулся.
- Где эта курица Вивьен? - самостоятельно разливая чай по чашкам, поинтересовался Грюйер.
Я не знала.
- Сколько вы можете пробыть в замке? - он спрашивал по-военному коротко, ожидая немедленного ответа, и, казалось, тут же забывал, о чём спрашивал.
- До завтрашнего вечера.
- Но вы мне нужны минимум на неделю! - возмутился Грюйер.
Я помотала головой.
- Мы должны все успеть до завтра, - категорично заявила я.
- Швы не заживут, - небрежно предупредил Грюйер и опять ухмыльнулся.
- Какие ещё швы? - оторопела я.
- Как это, какие? Секционные, - пробурчал старик и расхохотался, -успокойтесь! В моём замке вам ничего не угрожает.
Дверь открылась, и в гостиную вошёл лев. Я скосила глаза, боясь пошевелиться. Но лев, не обращая на меня никакого внимания, подошёл к Грюйеру и уселся рядом.
- Это Фуше, - представил его старик, - назван в честь Жозефа Фуше, министра иностранных дел при Наполеоне. И яростный враг императора. Его нос тоже есть в нашей коллекции. Почему вы торопитесь? - поинтересовался Грюйер.
- Уезжаю в Париж, - сообщила я.
- Не советую там задерживаться. Отвратительный город.
Старик скармливал Фуше печенья, тот по-кошачьи тёрся о его руку.
- А с кем вы здесь живёте? - поинтересовался Грюйер.
- С Соней.
- Чем занимается Соня?
- Достаёт из швейцарских носов… - я на секунду осеклась, но продолжила, - кедровые орешки, а из глоток разводные ключи. Увлекается бездомными животными. Точнее, увлекалась. В Швейцарии её энтузиазм поиссяк. Здесь даже уличные воробьи и те кому-то принадлежат.
- Верно, - кивнул старик, - бесхозных зверей надо собирать в южных странах. Например, в Иерусалиме или на острове Бали. Там просто чудища. Индия, Цейлон - там этого добра навалом. Своего малыша я подобрал, путешествуя по Индии, - он потрепал Фуше за ухом и внимательно посмотрел на меня.
Лев зевнул.
- В России немало, - заметила я.
- Э-э, - отмахнулся он, - и у вас были прогрессивно мыслящие люди, к примеру, экстремист граф Толстой выступал против убийства мух и комаров. Не знали? А слышали до какого маразма дошла Англия?
- Не знаю, что вы имеете в виду...
- Фазаны - коронное блюдо лондонских ресторанов. Их выращивают на фермах, а, чтобы туда не проникали кошки, вдоль забора тянут колючую проволоку с высоким напряжением. Прекрасные кошки погибают в муках из-за жирных тупых кур. Англия… Только и разговоров о правах животных…
- И коровы там больны, - добавила я.
- Бешенство английских коров, - нравоучительно пояснил Грюйер, - это ответная утка на бешенство советских собак. Это политика, детка! Вы знаете, что очередная эпидемия в вашей стране всегда совпадала с внутренними репрессиями? Животные лишались хозяев и оказывались на улице.
- Вот как?
- Я обращался к советскому правительству в семидесятых с предложением обменивать английских фазанов на советских диссидентов. Какая им была разница - кого съедать, правильно?
Неожиданно быстро старик откинулся в кресле и сладко засопел.
Фуше подошёл ко мне и положил на колени свою огромную гривастую голову. Я затаила дыхание и боялась пошевелиться.
- Ах ты, драная кошка! - раздался за моей спиной мужской голос.
Мужчина в ковбойской шляпе быстро схватив Фуше за ошейник, принялся выволакивать его из комнаты. Лев упирался что было силы, скользил когтями по зеркальному паркету, оставляя за собой следы.
- Вивьен! - крикнул мужчина в ковбойской шляпе уже из коридора, - заберите своего охламона! Совсем уже того! За столом храпит, в кресле!
Похоже, что мужчина в ковбойской шляпе имел в виду вовсе не Фуше.
Очень странная компания, думала я, отправляясь спать. И кто такая Вивьен, и почему её все зовут, а она даже не думает являться…

Спальня, которую мне приготовили, как я и предполагала, была комнатой крестьянки Люс. На столике перед камином лежали чертежи декораций, напоминая о несчастной Кларе.
У кровати что-то поправляла полная женщина.
- Вы Вивьен? - поинтересовалась я.
- Вам нужна Вивьен? - переспросила женщина и, не дожидаясь ответа, истошно заорала: "Вивьен!"
- Не надо! - взмолилась я. - Она мне совершенно не нужна.
- Вивьен, - снова закричала женщина, - ты здесь никому не нужна. - Утром она подаст вам сок, - предупредила женщина. - А меня зовут Хильда.
И она вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь и оставив меня наедине с моими мыслями.

Растянувшись на широченной кровати, утопая в мягких перинах, я почувствовала себя более чем комфортно. Из полураскрытого окна приятно поддувал тёплый ветерок, а мы с тобой снова сидели за столиком в роскошном ресторане. Но уже почему-то не в Париже, а в Люцерне. Похоже, это был тот самый отель, в котором ждали Николая Второго, да так и не дождались...
Тихо звучал джаз, колыхались кружевные шторы, и ты сидел напротив меня, говоря мне о любви одними губами. Я понимала тебя без слов, читала твои мысли, знала все твои желания…
Было бы странно, если бы я их не знала, потому что как могу я не знать собственных желаний, мыслей и слов…

Утром в спальню постучала Хильда. Бросив быстрый взгляд на столик перед камином, она поинтересовалась:
- Вивьен не приносила сок?
- Нет, - ответила я, хотя это и так было понятно.
- Мерзавка! - вздохнула Хильда. - Только и умеет, что деньги из старика вытряхивать. Пользы от неё никакой! Добром это всё не кончится.
Она проводила меня в гостиную, где стол был накрыт к завтраку. Старик Грюйер сидел на диване в обнимку с Фуше, скармливая ему зелёный салат с йогуртом. Я села в кресло и увлеклась клубникой со сливками.
- Мне нужно, чтобы в замке во время свадьбы пошёл снег, - сообщил Грюйер. - Какой кофе вы пьете?
- В кондитерской у Берты - каппучино. Но вообще-то я больше люблю латте.
- Вивьен! - истошно заорал старик. - Приготовьте гостье латте!
- Мсье Грюйер, именно о снеге я и хотела с вами поговорить. Нам кажется… Клара считает… мы уверены…
Похоже, что в замке действительно чересчур сильные сквозняки, все мысли мои выветрились, а слова растерялись.
Старик молча ждал.
- Мсье Грюйер, снег нам не представляется возможным, - наконец-то я произнесла то, на что мне не хватало смелости. - Если бы вы хотя бы согласились на искусственный, то мы могли бы заказать на киностудии перлит. Но вы настаиваете на натуральном, а его не существует в природе… Вернее, он, конечно, существует в природе, но его нет в Швейцарии…В смысле он, конечно, есть в Швейцарии…
Понимая, что сморозила полную чушь, я приготовилась к его ответной реакции. Но Грюйер подошёл к окну и распахнул штору.
Далеко на горизонте виднелись снежные альпийские вершины.
- Мсье Грюйер, но этот снег уже лежит. А тот, что лежит, никогда больше не пойдёт. Он не сможет пойти. И нет никаких способов заставить его это сделать.
Старик помрачнел.
- Вивьен приготовила вам латте? - спросил он, кажется, забыв о снеге.
- Нет, мсье Грюйер.
В гостиную вошла Хильда, она поставила передо мной бокал с кофе, склонилась над Грюйером, принялась что-то ему нашёптывать и периодически косилась в мою сторону. Я почуяла неладное и прислушалась, но слов разобрать не смогла.
Грюйер выглянул из-за Хильды и тоже внимательно посмотрел на меня.
- Вы уверены? - уточнил он у Хильды.
- Как в том, что вы сидите сейчас на этом диване, - не без гордости ответила Хильда.
- Ну-ка, включите, - не отрывая от меня пронзительного взгляда, приказал старик.
Хильда достала из кармана фартука пульт, нажала на кнопку, и стена оказалась телевизионным экраном.

В центре я увидела себя. Рядом стоял Маркус и рассказывал:
- Это Полин. Она приехала из далёкой и холодной России. Всем известно, что эта страна славится своим криминалом…
- Вивьен! - крикнул Грюйер. - Иди же скорее сюда! Посмотри, какая прелесть!
В гостиной собралась вся прислуга, появился и мужчина в ковбойской шляпе, а с ним ещё несколько женщин.
Интересно, которая из них Вивьен", подумала я, не находя среди них ни одной, которая, по моим представлениям, была бы способна выкачивать из старика деньги.
В это время на экране я эмоционально рассказывала о том, как серийный маньяк, он же - крупный милицейский начальник, задушил пятнадцать молодых женщин. Подошла моя очередь стать его жертвой, несколько раз я спасалась бегством, но маньяк не оставлял меня в покое. По моим же словам, я неоднократно обращалась в Кремль. Но письма так и остались без внимания. Правда, после этого мне пришлось сесть на неопредёленное время в тюрьму, из которой я, очевидно, при помощи шаманской катапульты, перенеслась в Швейцарию. При этом позади нас с Маркусом мелькнул московский пейзаж с казино "Голден Пэлэс", в котором прожигает жизнь всё российское правительство вместо того, чтобы заниматься поисками истязавшего меня маньяка.
Присутствующие внимали телевизионному бреду. Старик Грюйер цыкнул на пролетающую муху, так как она жужжала и мешала ему слушать интервью.
- И теперь, - заканчивал свой шедевр Маркус, - Полин скрывается в Швейцарии. Но у Кремля длинные руки. Совсем недавно её личный телохранитель был похищен Москвой. Где его держали и что с ним сделали - останется загадкой. Очевидно, его пытали при помощи психотропных препаратов. Мы можем видеть только одно: запуганную женщину и ставшего невменяемым офицера полиции.
На этих словах на экране показался полицейский офицер, поедающий из моих рук лепестки бульдонежа на Фолькенштрассе…

Уткнувшись в бокал с латте, я мечтала провалиться сквозь землю.
Зазвонил телефон. Грюйер снял трубку.
- Да, Клара. Конечно, смотрим. Я восхищён! - он взглянул на меня с улыбкой. - Она - милашка. Смотрится великолепно! Я подумал, не позвонить ли мне Франку Копполе… Да. Хорошо, я подумаю.
Он положил трубку. Я сидела ни жива, ни мертва, и вполне возможно, что не дышала.
- Поприветствуем героиню! - Грюйер поднялся и принялся громко хлопать в ладоши.
Прислуга последовала его примеру.
- Где эта засранка Вивьен! - заорал старик. - Опять она пропускает всё самое интересное! Вивьен! Оставлю без мороженого! Немедленно иди сюда!
- Она у меня получит! - пообещала Хильда и вышла из гостиной решительным шагом.

Сидя за чертежами декораций в компании Грюйера, я чувствовала себя неуютно. Во-первых, я безумно боялась, что старик будет настаивать на этом чёртовом снеге, который, по его твёрдому убеждению, обязательно должен просыпаться на головы гостей во время свадьбы. Во-вторых, Грюйер знал, что я боюсь разговора о снеге, и тем самым держал меня в напряжении. Но старик увлечённо просматривал чертежи, делал замечания и давал советы. При этом он периодически брал меня за руку, иногда поглаживал по волосам. Закончив обсуждать декорации, он попросил принести нам шампанского.
- У вас большое будущее, детка! Воспользуйтесь ситуацией.
- Если вы имеете в виду то ужасное интервью, мсье Грюйер, то всё было совсем не так, - я сделала попытку оправдаться.
- Что не так? - удивился старик. - Разве вы не поймали маньяка в России?
- Поймала, - ответила я.
- А тот офицер, полицейский. Он разве не поедал бульдонеж?
- Поедал, мсье Грюйер… Но ведь это я его угостила… Он не мог отказаться.
Грюйер усмехнулся.
- Нормальный человек не станет поедать цветы, даже если это ему предлагаете вы.
Я залилась румянцем.
- Не думайте ни о чём. Это судьба! Воспользуйтесь ситуацией, - торжественно прошептал он, - в любом банке вам теперь обеспечен любой кредит. Начните бизнес. Любые партнёры - теперь ваши. Всё в ваших руках, Полин! Протяните руку и возьмите… Всё, что хотите.
Он поцеловал мне руку.
- Вы - умница! Я горжусь вами! - он преданно заглянул в мои глаза. - Поужинаем вместе? - предложил он, пожирая меня глазами.
Я пообещала.

Старик Грюйер предоставил мне личный самолет. Маленький и невероятно уютный, он не летел, а парил. Я смотрела вниз на пейзажи, на которых любой замок выглядел не больше напёрстка, и думала о том, что напрасно мы часто виним Бога в своих несчастьях. Что он может увидеть с такой высоты? Только великолепные горы и моря. Разве сумеет он до конца понять наши мелкие проблемы, ни разу так и не спустившись вниз? Ведь можно часами смотреть на муравейник и восхищаться его поистине слаженной конструкцией, хвалить муравьев за трудолюбие и изумляться их постоянству. Но никто из нас не в силах ни услышать их жалоб, ни заметить их слёз. С высоты невозможно помочь тем, кто копошится на земле.
Пилот несколько раз облетел замок, сделал пару кругов над Бёрном, словно пытаясь доказать мне совершенство приальпийской природы, а заодно и убедить меня в изобилии снега на горных вершинах, и минут через десять мы приземлились на небольшом аэродроме.
Полёт закончился, я снова спустилась на землю, вернув себе возможность плутать по лабиринтам собственного муравейника.

В Базеле определённо любили смотреть новости. От любопытных взглядов я уже не знала, куда деваться. Кондитерская Берты была переполнена народом, все толпились перед телевизором. Очевидно, дали повтор программы новостей, потому что голос Маркуса разносился по всей Фолькенштрассе.
За моим столиком у окошка колыхалась газета "Тан", а на её первой странице была моя фотография. Герр Ванн сидел за газетой, не шелохнувшись, и не реагировал на окружающую его действительность. Его единственного совершенно не трогала моя неожиданная известность, она была ему безразлична.
Прохожие провожали меня внимательными взглядами, склонился в вежливом поклоне пожилой господин. Мне навстречу распахивались двери дорогих магазинов и ресторанов, на пороге которых замирали, вытянувшись по струночке их добросовестные работники, мечтая только об одном - заполучить меня в свои клиентки. Мне вслед звучала народная музыка и развевались государственные флаги, а по моим следам распускались редкие диковинные цветы.

Соня, как обычно, искала Птичку. Птичка, как обычно, безнаказанно спал под моим одеялом. Фрау Тересия на кухне в окружении троих сыновей держала совет, что делать с тем, кто стонет по ночам в её доме.
Она забыла о том, что обещала хранить обет молчания и, заметив меня, буквально просияла.
- Дети! - объявила она. - Вот эта девушка, победившая Кремль!
Сыновья одновременно встали и дружно захлопали в ладоши.
- Полин, как вы съездили? - светски поинтересовалась фрау Тересия.
Она определённо не имела ни малейшего представления о том, куда я ездила и зачем. Она вообще не имела привычки интересоваться моей жизнью. Но теперь её вынуждала к этому моя популярность.
- Фрау Тересия, - обратилась я к ней, решив воспользоваться своим новым положением в доме, - расскажите, пожалуйста, кто стонет по ночам в вашем доме? Вы говорили, что знаете.
Фрау Тересия кокетливо помотала головой.
- Я никогда не говорила ничего подобного, - как ни в чём не бывало заявила эта сумасшедшая.
- Но вы же входили ко мне в комнату, чтобы рассказать!
- Я никогда не входила в вашу комнату, Полин, - грустно ответила фрау Тересия. - Не имею такой привычки.
Её сыновья смотрели на меня с тихим восторгом.
Я поднялась к себе.

- Завтра, - подумала я.
Завтра - святой день для меня. День, к которому я шла через годы и страны.
Завтра я увижу тебя. Я прижмусь к тебе с такой силой, что услышу хруст собственных костей.
Я выплакала все слёзы за это время, написала тысячи писем в никуда, видела миллионы снов, грезила тобой, мечтала о тебе. Я безбожно врала сама себе о том, что мы никогда не расставались.
Забыла, как ты выглядишь, черты твои размылись, пожелтели, словно старая фотография…
Помню только чёрные кудрявые волосы.
И сутулую спину…
Оглядываюсь на каждого, кто стряхивает с лица непокорную прядь.
Преследую его, чтобы заглянуть ему в лицо и убедиться, что это не ты.
Я помню только то, что в твоих синих глазах отражается небо.
- Завтра, - думала я.
Завтра я увижу тебя. Увижу непременно, потому что в концерте участвуешь именно ты.
И только ты. Иначе быть не может.
Иначе всё кончится.
Всё потеряет смысл.
Сама Земля напрасно вертится, если завтра я не увижу тебя...

Телефонный звонок разбудил меня рано утром. Моя мать отчиталась перед Богом о погоде в Москве.
- Господи, - сообщила она, - как мне надоел этот дождь. Он идёт вторую неделю. Невозможно выйти на улицу. И это называется лето! Боже мой, какой кошмарный климат!
Мы помолчали.
- Звонили с телевидения, - сообщила она, - зачем-то просят твой школьный дневник…
- Ты ждёшь объяснений? - спросила я.
Я почувствовала, как мать пожала плечами.
- Сюжет показали по всем каналам. Надеюсь, ты не собираешься обратно?
И мать бросила трубку.
Она не умела прощаться.
Я лежала на кровати с открытыми глазами и думала о том, что уже вечером я буду сидеть в концертном зале, в Париже.
Ты выйдешь на сцену, сядешь за рояль.
В белом фраке - за белый рояль.
И польётся музыка.
Это будет божественная мелодия, самая пронзительная из всех, которые я когда-либо слышала. Из всех, которые ты когда-нибудь играл…
Я поднимусь и пройду к сцене.
Протяну к тебе руки...

Новый телефонный звонок прервал мои мысли.
Это была Клара.
- Полин, милочка! - у неё срывался голос. - Он через час подъедет!
- Кто, фрау Шильке?
- Петрович! Он возвращается! Голос очень бодрый! - радость буквально переполняла её.
- Мои поздравления, фрау Шильке!
- Шанс нашёл себе подружку в Женеве. Представляете? - Клара захлёбывалась от восторга. - Она беременна. Мой мальчик! У нас скоро будут щенки! Он везёт их вместе. Решил не разлучать влюблённых зайчиков. По-моему, это очень гуманно, не так ли? Интересно, какой она породы?
Я почувствовала неладное.
- А на каком она месяце, Петрович не сообщил? - как бы между прочим поинтересовалась я.
- Чёрт! - вскрикнула Клара и в растерянности замолчала.
Я не смогла подобрать для неё нужных слов.
- Во сколько поезд? - мрачно поинтересовалась Клара.
- В половине девятого. Вечером.
- Я умоляю вас приехать! - выкрикнула Клара и бросила трубку.

Не успела я оказаться на улице, как кто-то крепко схватил меня за руку. Я вздрогнула.
- Фрау Полин.
Передо мной стоял молодой парень, его лицо показалось мне знакомым, но я никак не могла вспомнить, где могла его видеть.
- И откуда ему известно, как меня зовут?"- сначала удивилась я, но вовремя вспомнила, что моё имя известно теперь каждой бездомной собаке, которых Соня так мечтает собрать вместе и организовать им сытую, безоблачную жизнь.
- Не узнаете? Меня зовут Франк.
- О! - только и смогла я воскликнуть.
Передо мной стоял офицер полиции, проводивший меня в тот роковой день до дома и обглодавший со мной за компанию куст бульдонежа. Но сейчас он был без полицейской формы, поэтому я не сразу его узнала.
- Меня отстранили от работы, - слишком спокойным тоном сообщил Франк, - обязали пройти медицинскую экспертизу. Но я здоров. Совершенно уверен, что здоров... Но всё дело в том, что я никак не могу доказать, что не уезжал в Москву.
- Когда? - торопливо спросила я.
- Никогда, - ответил он, - я никогда не был в Москве, и меня никто не похищал. Я только дежурил на Фолькенштрассе, а вы ели цветы. И я подумал, что вам нужна помощь.
- А кто в этом сомневается? - цинично спросила я.
- Моё руководство, - терпеливо объяснил Франк, - но если вы подтвердите, мне поверят.
От меня снова зависела чья-то судьба.
- Хорошо, - ответила я, - что надо сделать?
- Поехать со мной в участок и рассказать всё, как было.
- Сейчас у меня важное дело. А вечером я уезжаю в Париж.
Он обречёно промолчал.
- Очень вас прошу, - наконец, выдавил Франк, - Вы известный человек в Швейцарии, поэтому ваши слова решат всё.
- Послушайте! - взмолилась я. - Может быть, я напишу записку? Или позвоню туда? Я не могу объяснить, насколько важно для меня всё то, что произойдёт сегодня вечером!
Он сорвал лепесток рододендрона и отправил его в рот, потом ещё один… ещё…
- Ну хорошо, - сдалась я, - через час!
И я со всех ног припустила на Променад.

Из-за угла улицы прямо на меня выруливал серебристый мазерати. Вообще-то серебристым его назвать было уже нельзя, так как вид у машины был сильно помятый, с боков свисали клочья грязи, бампер был почему-то изогнут. Очевидно, мазерати пришлось немало пережить. За рулём сидел раскрасневшийся Петрович, а рядом с ним - перепуганная Сола.
Узнав меня, она разревелась и с трудом выбралась из машины - ей мешал большой живот. Петрович сиял от радости, лицо его было исцарапано, руки в ссадинах.
- Скажи ему, чтобы он нас отпустил, - всхлипнула Сола, - это незаконно! Это похищение! Посмотри, в каком я положении…
- Подожди, - попросила я Солу и, обращаясь к Петровичу, как можно сдержаннее спросила, - где Шанс?
- В багажнике, где же ему ещё быть! - раздражённо ответил тот.
Согнувшись в три погибели, с заклеенным пластырем ртом, там лежал Ганс и смотрел на меня затравленным взглядом. Фингал под глазом его, определённо, не украшал.
- Собака где? - я подлетела к Соле.
- На заднем сиденье, - пролепетала Сола, - отпустите нас, пожалуйста, мы больше не будем.
На заднем сиденье неподвижно лежал мешок, крепко перевязанный верёвками.
- Он жив? - тихо спросила я.
- Надеюсь, что нет, - огрызнулся Петрович. - Смотри, что натворил, паршивец! Всю рожу мне изодрал, руки искусал.
- Отпустите нас, пожалуйста, - продолжала ныть Сола.
Я потыкала мешок пальцем. Шанс не шевелился.
- Это не мы, - всхлипывала Сола, - это всё он, - она показала на Петровича. - Мы его кормили. Мыли два раза. А он его - в мешок. Наверное, задохнулся. Но мы не виноваты… Ты должна пойти к старухе и убедить её, что мы ни причём.
- Отнесите собаку Кларе и расскажите ей всё, как было, - приказала я Петровичу.
- И скажи ему, чтобы он развязал Ганса, - ныла Сола.
Мне не хотелось с ней разговаривать. И мне очень не хотелось, чтобы Ганс снова почувствовал себя свободным. Я желала ему пролежать в багажнике мазерати весь остаток его гаденькой жизни. Никогда я не испытывала тёплых чувств к Шансу, тем более, что он имел привычку вцепляться мне в ноги и рвать колготки, но это не означало, что он должен именно так закончить свою жизнь.
Петрович покорно схватил мешок с Шансом в охапку и вошёл в ворота.
Минут через десять во двор дома фрау Шильке въехала ветеринарная машина.

Не знаю, сколько прошло времени, Сола уже успела заснуть на заднем сиденье. Ганс терпеливо ждал в багажнике, а я сидела на берегу Рейна, бросая в воду камушки, и наблюдала за тем, как расплываются по воде круги.
К нам вышла горничная.
- Клара просит всех войти.
Мы с Солой принялись разматывать Ганса.

Я не сразу её узнала. Опираясь на элегантную тросточку, пикантно прихрамывая, к нам вышла величественная Клара. Похоже, что страдание украсило её ещё больше.
Она снисходительно взглянула на Солу.
- Вижу, вам досталось, - горько усмехнулась она.
- Ты - королева! - бросился к её ногам Ганс.
Чуть сморщившись от боли, она оттолкнула его носком туфли.
- Шанс будет жить, - сообщила она. - Вы получите деньги, - обратилась она уже к Петровичу.
На глазах у Солы с Гансом она с особым удовольствием поделила между мной и Петровичем миллион швейцарских франков. Потом с усмешкой взглянула на Ганса.
- Можете переночевать здесь. В комнате за кухней.
- Клара, дорогая… - попытался что-то сказать Ганс.
Она его остановила.
- Не трудись, милый. Побереги силы. Они тебе ещё пригодятся, - Клара зевнула, изящно прикрыв рот ладонью, на её пальцах поигрывали бриллианты. - Ведь тебе предстоит много работать, чтобы прокормить семью…
- Могу трудоустроить. Сторожем. В будущей тюрьме, - искренне предложил Петрович, уже в который раз с удовольствием пересчитывая купюры.
Ганс брезгливо дёрнулся.
- Клара, я хорошо знаю, на что ты можешь быть способна. Но, пожалуйста, побереги яд для своих врагов. Ты знаешь, что я всегда искренне был предан тебе… Просто так сложились обстоятельства.
Сола громко всхлипнула.
- Куда я теперь денусь, - прошептала она.
Ганс покосился на неё с нескрываемым раздражением.
- Детка, - обратилась к ней Клара, - здесь вам не Китай. В Швейцарии беременные женщины не остаются на улице. О вас позаботятся. Могу помочь с устройством в монастырь кармелиток, например.
- Клара! - воскликнул Ганс.
Но она его перебила.
- Я пошутила, - резко сказала она и повернулась к Петровичу, - куда вы теперь?
- В самый дорогой ресторан, - подмигнул он, - закажу самую большую сардельку с самым зелёным горошком.
И Петрович очень неприятно сглотнул.

Клара проводила меня до дверей.
- Что с Шансом?
- Ничего страшного, - улыбнулась Клара, - обморок. Слегка задохнулся, бедняжка. Но теперь уже всё позади. Он спит.
У меня отлегло от сердца.
- Такой идиот, - я покачала головой.
- Бывает, - усмехнулась Клара. - Забудем этот страшный сон. Итак, вы едете в Париж за счастьем?
- Да!
- Не разочаровывайтесь слишком сильно, - посоветовала Клара, - здесь вас ждёт приятный сюрприз.
- Какой же?
- Старый Грюйер вконец потерял голову. Спит и видит, когда с вами увидится, - она заливисто рассмеялась. - Возвращайтесь быстрее.
- Фрау Шильке, вы меня смущаете! Зачем мне Грюйер? Он мне абсолютно не интересен. В смысле, интересен, конечно! Он умён, образован. Богат…
- Несметно богат, - уточнила Клара, - и бесконечно щедр.
- Но я люблю совершенно другого!
- У меня иное мнение на этот счёт, - улыбнулась Клара. - А вы его ещё и спасли, - сообщила она.
Похоже, спасать кого-то становилось моей привычкой.
- Вы заняли место Вивьен, - объяснила Клара, - а ведь казалось, это невозможно. Он готовил свадьбу, но увлёкся вами и моментально забыл о ней. Она просто вылетела у него из головы.
- Вот как! - удивилась я. - Сколько её ни звали, она так и не появилась.
- Она и не могла появиться. Её там давно нет… Она работала в замке. Знаете, какое сильное впечатление на закате лет производят чужие молочно-восковые ценности. Вот он и одаривал её деньгами и драгоценностями. Но Вивьен оказалась примитивнее дождевого червяка, поэтому в один прекрасный день сбежала из замка с садовником, прихватив и подарки, разумеется. И ещё кое-что из семейных бриллиантов. И, слава Богу. Свято место пусто не бывает, не так ли?
И Клара игриво мне подмигнула.
- Старик был влюблён в несуществующую девушку? - удивилась я.
- Для него она существовала, - мягко поправила меня Клара.
- Но мы лишились свадебного заказа...
- Я так не думаю, - снова подмигнула фрау Шильке.

Обсудить этот текст можно здесь