Portfolio

Анюта Евсеева

Бизнес-ланч в одиннадцать

(продолжение)

На набережной расположились двое парней, они распаковывали рыболовные снасти. Один возился со спиннингом, другой внимательнейшим образом подбирал крючки и блёсна, причём, как мне показалось, по цвету. Удивительное дело, с какой тщательностью эти двое подходили к тому, чтобы ничего не поймать, ведь в Рейне рыба никогда не попадается на крючок - это ей запретили городские власти. Уж что-что, а закон в Швейцарии не нарушит даже речная рыба.
Задумавшись, я бросила в воду камушек и немедленно почувствовала немой упрёк, с которым оба рыбака на меня взглянули: я же распугала им законопослушную рыбу! Мне ничего не оставалось, только руками развести и виновато пожать плечами.
Я пошла по Променад, вдоль частных вилл, разглядывая диковинным образом постриженные кусты, и никак не могла отделаться от ощущения, что меня преследуют.
Две мужские фигуры, которые - я не могла ошибиться - неотступно следовали за мной. Резко обернувшись, я даже вскрикнула от неожиданности, потому что рыбаки как ни в чём ни бывало оставались на своём прежнем месте, продолжая возиться со снастями. Но в это время те двое мгновенно юркнули за дерево и там притаились.
Я прибавила шагу, незнакомцы вышли из укрытия и тоже пошли быстрее.
Свернула в переулок.
Двое проскочили мимо, но моментально вернулись обратно.
Это был Маркус, а с ним ещё какой-то хлыщ, который то ли был в Театре, то ли не был. Вспышки фотоаппарата ослепили меня, послышался стрёкот телекамеры.
- Мерзавец! - крикнула я. - Дешёвка!
Но они продолжали снимать. Сама того не ожидая, я рванула вперёд и вцепилась одному из них в волосы. Кому именно - не разглядела, но кричал он ужасно, потому что я драла его за космы, словно взбесившаяся кошка, у которой пытались отобрать котят. У меня в руках осталась отвратительная прядь... Совершенно не выношу чужие волосы! Сколько раз просила Соню не пользоваться моей щёткой и чаще споласкивать свою. Именно из-за длинной шерсти я не терплю, когда Птичка оказывается у меня под одеялом.
С брезгливостью отряхнув руки, я побежала так быстро, что казалось, это не я бегу по городу, а город проносится мимо меня на бешеной скорости.

На Фолькенштрассе царило деревенское умиротворение. На чьём-то балконе квохтал петух, из открытого окна доносился детский голос, старательно выводящий "Сольвейг", задумчиво курил, сидя на ступеньках своей пиццерии, седой итальянец, запахи свежих булочек затихали, уступая место ароматам вечерних цветов.
Соня бродила по дому в поисках Птички. Птичка, как обычно, прятался под моим одеялом.
Я вошла к себе в комнату и присела на кровати:
- Уважаемый Птичка, очень тебя прошу, не оставлять здесь свою шерсть и не пачкать пыльными лапами мои простыни. И не оправдывайся, что пыли на тебе вдвое меньше, чем у четырёхлапого кота! Ты собираешь грязи - не меньше.
Одеяло зашевелилось и чихнуло. Соня вошла ко мне.
- В Цюрихе нашли бездомную белку, - трагическим тоном сообщила она, - бедняжка побирается по местным ресторанам. Все газеты откликнулись, но, похоже, что взять её не нашлось желающих.
- Хотела бы я оказаться в её шкуре, чтобы побираться по цюрихским ресторанам, - я вытащила кота из-под одеяла, - мне никто не звонил?
- Шейла, - сообщила Соня, - просила, чтобы ты рассказала какому-то Маркусу о маньяке.
- Чёрт! - вскрикнула я. - Никогда не зови меня к этому Маркусу! Никогда не впускай его в дом! Беги от него, если увидишь за километр! Если будет хамить, вызывай полицию! Хотя неизвестно, может быть, теперь он сам обратится в полицию, лишившись половины волос на своей тупой голове! Но они напали на меня первыми!
Соня безразлично зевнула.
- А что, тот маньяк тебя натурально задушил? - спросила она.
- Ага! И сейчас ты разговариваешь с трупом, - я сделала страшные глаза.
- Не смешно, - проворчала Соня, доставая кота из-под одеяла, - тем более что на чердаке действительно кто-то стонет, и фрау Тересия утверждает, что каждую ночь.
- Ну, кто может стонать на чердаке? - воскликнула я. - В доме столько задвижек и замков, что блоха не проникнет. Стонать на чердаке фрау Тересии может только герр Климакс, поверь мне!
- Я тоже так думала, пока сама не услышала, - ответила Соня и вышла, унося кота.

Никто не может стонать на чердаке. Я засыпаю достаточно поздно, почти в середине ночи, и почему-то ни разу ничего не слышала. Фрау Тересии что-то мерещится, а Соня слишком впечатлительна. Соне, очевидно, просто нечего делать. Вся её работа - раз в неделю, дежурство в больнице св. Николаса. Это единственный швейцарский святой, поэтому и больница в своём роде единственная. Туда попадают люди, которые проглотили или запихнули себе в нос что-то не то. Послушать Соню, так кажется, что каждый второй житель этой страны так и норовит проглотить что-нибудь вроде свечи зажигания или затолкать себе в нос килограмм кедровых орешков. По-моему, она часто подвирает, эта Соня. Откуда-то взяла, что на Мальте мужчины начали отстреливать собственных жён после принятия закона, запрещающего охоту. Им, видишь ли, стало некуда девать свободное время. Не понимаю, на кого же они охотились раньше, - на мух? Других животных я там не встречала.
Ко мне постучали.
- Полин, вы спите?
Я открыла дверь.
- Я, кажется, догадалась, кто стонет по ночам на чердаке! - гордо сообщила фрау Тересия.
Телефонный звонок прервал нашу беседу. Моя мать просила Бога выслать ей денег на ремонт кухни. Но она опять ошиблась номером и попала ко мне.
- Господи, - говорила она, - этот идиот сверху решил помыть посуду. Включил воду и ушёл с собакой! Боже мой, ты не представляешь, он гулял с ней два часа. И все два часа горячая вода заливала его кухню. Разумеется, всё протекло вниз. Вода хлестала даже из розеток. Они оценили ремонт в две с половиной тысячи. Господи, если ты не пришлёшь мне хотя бы половину, я не смогу ничего исправить.
- Хорошо, - пообещала я, - завтра вышлю.
Мать повесила трубку.
Она не умела благодарить.
Я повернулась к фрау Тересии, чтобы продолжить беседу и узнать, кто же стонет по ночам на чердаке её дома. Но, оказалось, что фрау Тересии в комнате нет. Наверное, я слишком долго говорила по телефону.

На многолюдном Большом мосту среди прохожих выделялся высоким ростом хромой певец. Романс в его исполнении терялся в звоне трамваев и шуме проезжающих мимо автомобилей. Остановившись в нескольких шагах, я наблюдала за ним, пытаясь изучить его с новой точки зрения. Сказанное Кларой так потрясло меня, что я не знала, как мне себя с ним вести. Но я же не могла не выполнить Кларину просьбу, тем более что часть полученного аванса уже была отправлена матери, а другая лежала в кармане. В голове не укладывалось, что мужчина такой благородной внешности, с такими аристократическими манерами может оказаться… Но я не находила в нём ничего необычного - человек, как человек, только бывший разведчик. Почему, собственно, это меня так смущает?
Подойдя к нему, я положила в его шляпу два франка.
С почтением поклонившись, он ответил:
- Танге.
Он снова забыл, что я говорю по-русски.
- Удачный день? - спросила я.
Певец удивлённо поднял брови и мечтательно улыбнулся.
- Вам не кажется, что Базель зелёного цвета?
Я не поняла.
- У Цюриха, - объяснил он, - голубоватый оттенок, у Люцерна - оранжевый, а наш Базель - зелёный? Не замечали?
- Вам привет от Клары Шильке, - тихо сообщила я.
Он ещё больше расплылся в улыбке.
- Как здоровье её величества?
- В целом - неплохо. Но появились проблемы.
- Жаль, - безразлично сказал он, сосредоточено любуясь панорамой, которая ежедневно была у него перед глазами.
- Я бы хотела рассказать некоторые подробности нашего общего дела, - смущаясь, пояснила я.
- Общего, с Вами? - наигранно поразился он.
Действительно, что между нами может быть общего?
- По просьбе Клары. Мы можем отойти? Здесь слишком людно.
- Сейчас не время…- протянул он неуверенно, продолжая с интересом разглядывать безоблачное небо.
Я достала из кармана тысячу франков и протянула ему. Он с недоумением взглянул на деньги, потом перевёл взгляд на меня. Я кивнула. Он оглянулся по сторонам, и в ту же секунду деньги исчезли у меня из рук так быстро, что я даже не заметила, как он их взял.
Он посмотрел на часы.
- Без пяти одиннадцать.
- Приглашаю вас на ланч, - предложила я.
Петрович подобрал шляпу и аккуратно разложил мелочь по карманам. По пути к Берте в кондитерскую он внимательно слушал меня, часто задумывался, иногда перебивал.
- Шанс - любовник Клары? - уже в третий раз уточнил он.
- Нет, это Ганс - любовник Клары, - терпеливо повторила я, -Шанс - собака редкой китайской породы. И редкого сволочизма, -так и хотелось мне добавить.
- Ганс украл Шанса, - наконец-то понял он, - то есть любовник украл собаку?
- Было бы странно, если бы наоборот…
Мы вошли в кондитерскую.

- Доброе утро, герр Ванн! Доброе утро, фрау Берта! Опять вы, герр Ванн, заняли мой любимый столик у окошка! Так мне ни разу и не удавалось за него присесть.
Герр Ванн сидел за газетой "Тан", не шелохнувшись.
Берта суетилась у стойки. Она приветливо кивнула, но, заметив Петровича, изменилась в лице.
- Так кого она просила вернуть - собаку или любовника? - хромой певец, бывший разведчик и высокий профессионал своего дела оказался тупее альпийской коровы.
На Ратуше пробило одиннадцать, и мой ответ потонул в колокольном перезвоне. К нам подошла Берта, неся на подносе чашку каппучино и крендель с кунжутом. Петрович старательно изучал меню.
- У меня к вам разговор, фрау Полин, - вполголоса сообщила Берта.
- Сардельки с зелёным горошком, - приказал Петрович после короткого раздумья, словно в меню бизнес-ланча можно было выбрать что-то другое. - Горошек подогрейте на сливочном масле. Сливочном! - строго уточнил он.
- Полагаете, что я могу подогреть зелёный горошек на машинном масле? - мрачно поинтересовалась Берта. - Или предпочитаете касторовое?
- Только не делайте вид, что не знаете о существовании маргарина! - неожиданно вспылил Петрович. - Скажете, вы ничего не слышали о прошлогоднем судебном иске к цюрихской столовой для бездомных марксистов?
- Причём тут судебный иск? И какое отношение я имею к цюрихской столовой для бездомных марксистов? - оторопела Берта.
- А притом, что там разогревали зелёный горошек на маргарине, а вовсе не на сливочном масле, как было написано в меню.
- Надеюсь, они делали это лично для вас, - съязвила Берта и немедленно удалилась.
- Что поделаешь, - развёл руками Петрович, - общепит он и в Швейцарии - общепит.
- Напрасно вы так, - я здесь бываю каждый день, и у меня не бывает претензий.
Петрович пропустил мои слова мимо ушей и быстро вернулся к делу.
- Так, - строго сказал он, - Шанс - любовник Ганса…
Подошла Берта и с грохотом водрузила поднос с сардельками на стол. Она достала из кармана бумажку и ткнула её Петровичу в нос.
- Что это? - отпрянул Петрович.
- Сертификат качества продуктов, которые используются в моей кондитерской. Подписанный лично мэром Базеля! Теперь что скажете? Или на Большом мосту вам подают более качественные завтраки?
Петрович надулся и молча занялся сардельками.
- Фрау Полин, я хотела вам кое-что показать, - с нежностью в голосе почти пропела Берта.
Она достала из кармана клочок какой-то газеты с фотографией девочки ангельской внешности, а внизу по-русски было сообщение о том, что детский дом нуждается в деньгах.
- Обычная просьба о помощи, фрау Берта. Вы хотите послать им деньги?
- Уже послала, но теперь я хочу её удочерить.
- Девочку?
- Девочку!
- Детский дом - в России, - я прочитала название незнакомого города. - Не знаю, где это.
- Отправьте её в наше консульство, - тихо подсказал Петрович, очевидно не желая напрямую общаться с Бертой.
- Что он сказал? - насторожилась Берта.
- Нужно обратиться к консулу, - повторила я.
Фрау Берта помотала головой.
- Я туда уже звонила. Мне ответили, что решать такие вопросы необходимо на месте.
- А где этот город, не уточнили?
- Они не знают, фрау Полин, - покачала головой Берта, - не понимаю, как может консул не знать своей страны? Например, швейцарский консул всегда знает, где какой город в Швейцарии.
- Во даёт! - возник Петрович, приступая к моему кренделю. - Сравнила божий дар с яичницей!
- Это очень подозрительно, фрау Берта, - сказала я, - может быть, и нет такого города вовсе?
- Как такое возможно? - удивилась Берта.
- А вот так, - пояснил Петрович, - ни города нет, ни детского дома. Только банковский счёт. Чтобы такие вот курицы, как она, туда валюту сдавали.
- Вас могли обмануть, - перевела я, - и зачем вам понадобилась именно эта девочка, фрау Берта?
- Хочу быть счастливой, фрау Полин, - смущаясь и краснея, объяснила она, - я дам ей фамилию Вальденс, и она продолжит наш знаменитый род.
- На свете много других сирот…
- У неё такое родное лицо! - с умилением глядя на ангелочка из газеты, призналась Берта. - Мне даже кажется, что я её где-то видела.
- Где вы могли её видеть? - отреагировал Петрович, протягивая руку к обрывку газеты и принимаясь за мой кофе.
Берта быстро спрятала газету за спину.
- Не ваше дело, - отрезала она, - мне видение было, - задумчиво произнесла большая Берта и удалилась, нежно поглаживая фотографию девочки.
- Ей уже ничем не поможешь, - процедил ей вслед Петрович.
Он быстро допил последний глоток каппучино, поднялся и отправился к выходу.
Мне ничего не оставалось, как расплатиться по обоим счетам.
- Передайте Кларе, что мы спасем её Ганса, а этого прихвостня Шанса скормим лягушкам, - пообещал Петрович.
- Шанса, - поправила я, - спасать надо Шанса! А скармливать лягушкам нам предстоит Ганса. Тем более что Клара просила его не трогать.
- Что значит "не трогать"? - оторопел Петрович.
- Она сама с ним расправится.
- И сколько же Клара нам за это пообещала?
- Миллион швейцарских франков.
- Отлично, отлично, - он задумался, поджав губы.
- Долги?
- Долг! - многозначительно поправил Петрович. - И долг, и мечта одновременно. В память о былом товарище!
- Что же?
- Тюрьма, - воодушевился Петрович, - частная тюрьма.
Споткнувшись о ступеньку, я чуть не растянулась на пороге кондитерской.
- Вот представьте! - вещал Петрович. - Всё по последнему слову техники! Домашние кинотеатры. Бар, спортивный зал, тренажёры. Поставить в каждой камере - джакузи…
- Долгий срок отмотал? - с сочувствием спросила я.
- Кто? - не понял Петрович.
- Друг.
- Почему это - отмотал? - обиделся Петрович. - Ничего он не отматывал. Начальником тюрьмы в Караганде работал. А сейчас в Кот Ди Вуаре, беженец. Славный парень, между прочим.
- А вы дизайнерскую откройте, - предложила я, - сейчас в моде всё по авторским проектам - одежда, автомобили, мебель, отели. А у вас будет первая в мире дизайнерская тюрьма.
- Вот как? - заинтересовался Петрович. - Я и не знал… До чего додуматься можно!
- Но сначала спасём собаку, - улыбнулась я.
- Какую ещё собаку? - поразился Петрович.
- Кларину!
- А! - сообразил Петрович. - Считайте, уже спасли! В случае чего, ребят из Москвы подтянем.
Он подмигнул и быстро исчез из вида. Мне показалось, что в спешке он прекратил хромать. Надо же, как люди меняются, стоит только им почувствовать себя в своей тарелке.

У входа в Театр сидел герр Йорген, погрузившись в книгу. Увидев меня, он просиял от радости.
- Вас совсем не видать, - улыбнулся он. - В Театре кавардак. Клара приказала начать ремонт.
- Вот как? Клара вспомнила о Театре! Значит, выздоравливает.
- И даже начинает потихоньку вставать, - сообщил герр Йорген.
- Она ещё станцует танго! С вами, герр Йорген.
Он только отмахнулся.
- Почему нет?
- Староват я для неё, - подмигнул герр Йорген.
Из темноты коридора, чуть не сбив меня с ног, вылетела Шейла.
- Старуха оживает и уже распрямляет крылышки, - сообщила она, - а ты всё тонешь в её приказах?
- Послушай, дорогая! - взвилась я, - уйми, пожалуйста, своего придурка! Вот уж не ожидала от тебя подобного свинства!
Шейла искренне удивилась.
- Маркус? Он же делает тебе рекламу, - она решила объяснить мне, чем занимается этот хлыщ, - люди платят безумные деньги за то, чтобы попасть в газеты и на телевидение. А он, между прочим, не собирается брать с тебя ни копейки!
- Он? С меня? - вскричала я. - Я подам в суд, и тогда мы выясним, кто кому должен эти копейки!
Шейла покрутила у виска пальцем.
- Если бы у меня хотя бы на одну секундочку случилось что-то, интересное для прессы, я бы отдала за это половину жизни! Причём, лучшую половину, - сделала она неожиданное признание.
Пришла моя очередь покрутить пальцем у виска.
- Нет, Полин, - она задумчиво покачала головой, - это ты - сумасшедшая. Спроси у любого! Все только и мечтают, чтобы где-то засветиться.
- Впервые слышу.
- Вот я, - с грустью поделилась она, - сколько лет уже не пропускаю ни одного кастинга! И всё без толку! Не понимаю, я что, такая уродка? Или бездарь?
- Ты не уродка, и не бездарь, Шейла. Но далеко не всем это надо.
- Нет, всем, - возразила она.
Мне не хотелось обсуждать с ней, кому и что требуется в этой жизни, и слушать, как она простаивает в очередях на кинопробы, пытаясь попасть в рекламные клипы, прочитывает все объявления о вакансиях на телевидении и мечтает побывать на церемонии "Оскара".
- Ты кажется была в замке у Грюйера? - спросила я.
- О! - отвлеклась Шейла. - Старуха отправляет тебя к нему! Не завидую, - она помолчала, собираясь с мыслями. - И, знаешь, обязательно напиши завещание перед тем, как туда отправишься.
- Всё так серьезно?
Она огляделась по сторонам.
- У тебя реальный шанс быть сожранной львами, которые разгуливают по саду без намордников! - прошептала она. - А если повезёт, и львы подохнут прежде, чем ты переступишь порог замка, то твой скальп займёт почётное место в коллекции старика Грюйера! Но это ещё не всё!
- Он удалит мне берцовую кость, набьёт её горохом и будет плеваться через забор в соседей?
- Можешь смеяться сколько угодно, - Шейла посмотрела на меня с сожалением. - Но ты почти угадала: безумный старик коллекционирует носовые перегородки.
- Что?
- Человеческие носы! - объяснила Шейла.
- Чушь!
- Не веришь, - усмехнулась Шейла, - но я еле ноги унесла. Извини, много работы. Старая Шпилька навалила на меня всю текучку.
И она исчезла в темноте коридора.

Бестолковый папарацци продолжал преследовать меня повсюду и сейчас, по дороге домой, пробирался за мной, прячась за кустами пышного бульдонежа. Мне было совершенно безразлично, его слежка даже развлекала меня. Тоже способ не чувствовать себя одинокой, позволяя этому прощелыге висеть у себя на хвосте. Я перестала обращать на него внимание и увлеклась своими мыслями.

Мне не терпелось побыстрее оказаться в Париже. Ожидание буквально иссушило меня. Это загадка природы, но от тоски я перестала прибавлять в весе. Раньше после ужина я моментально поправлялась на пару килограммов. А теперь, сколько бы ни съедала, всё куда-то девается. Правда, питание здесь намного легче, чем было у меня в России, и, если не заказывать ежедневно крестьянское фондю, то поправляться ровным счётом не с чего. К примеру, Соня съедает намного больше меня и тоже совершенно не толстеет. Видел бы кто-нибудь, с каким азартом она набрасывается на устрицы. Это называется, она бережёт природу и сочувствует всему живому! Не моргнув глазом, она цепляет вилочкой склизкое тельце, которое таращит глаза от ужаса, когда его отправляют в рот. Я, конечно, не собираю бродячих монстров по помойкам, но всё же никого не поедаю живьём, даже улитки предпочитаю в запечённом виде. Всё-таки слизняк - это всего лишь слизняк, под каким бы соусом его ни подавали.

Маркус уже не прятался, стоял абсолютно открыто и, даже не скрывал телекамеру, продолжая снимать.
Я выбрала самый пышный куст бульдонежа, сорвала пару лепестков и, как ни в чём ни бывало, отправила их в рот. За ними - ещё один… ещё…
Оторопевший Маркус то и дело отрывался от телекамеры и смотрел на меня в упор, словно не верил своим глазам.
Я не успела отправить в рот очередной лепесток, как подошёл полицейский.
- У дамы всё хорошо? - осторожно поинтересовался он.
- Вполне! - ответила я, протягивая ему лепесток белоснежного бульдонежа. - Попробуйте!
- Может быть, не стоит… - засомневался офицер.
- Очень вкусно!
Офицер чуть скривился и понюхал.
- Смелее, - я показала пример.
Он ещё раз понюхал, отправил его в рот и принялся жевать.
- Неплохо, правда? - спросила я. - Слегка горчит, но это придаёт дополнительный шарм.
Полицейский проглотил и смутился.
- Знаете, я очень люблю разную зелень, - сообщила я, - укроп, кориандр, базилик, листья салата. Только здесь почему-то почти нигде не подают рукколы.
- Но почти везде подают салат из горных трав Гштада, - ответил полицейский, - горные травы намного полезнее парниковых.
- Вот как? Не знала… А вы любите дыни, герр офицер? - я отправила в рот ещё лепесток, другой скормила полицейскому.
- Да, разумеется, - кивнул он, неохотно жуя и постоянно озираясь, - кто же не любит дыни?… Особенно мне нравится канталупа, - неожиданно уточнил он.
- Очень люблю канталупу! - я скормила офицеру ещё парочку лепестков. - Хотя зелёный цвет немного смущает. Кажется, если дыня, то обязательно должна быть жёлтой.
- Внутри она оранжевая, - поправил полицейский, поедая из моих рук лепесток за лепестком и тем напоминая молодого верблюда.
- Да! Такое чудо! Внутри оранжевая! - я взяла офицера под руку.
- Только корка зеленоватая, - успокоился офицер и прокашлялся.
Прогулочным шагом, не торопясь, мы пошли по Фолькенштрассе, а следом, не отставая ни на шаг, двигался вконец потрясённый Маркус.
- В Швейцарии мне очень нравятся десерты, - продолжала я, - особенно торты. Знаете, герр офицер, не смотрите, что я такая худая! Ведь я большая любительница сладкого!
- Торты здесь достаточно консервативны, - ответил полицейский, - и славятся скорее своей начинкой, а не украшениями. Например, вишнёвый пирог из Цуга…
- Пирог из Цуга лишь с виду скромен, но ведь какой вкусный!
Полицейский с удовольствием кивнул.
- А вина? Вы любите вина, герр офицер?
- Конечно! "Шассла"! - вдохновился полицейский. - Это вино не сравнится с французским! Ведь французы всё давно поставили на поток, а местное вино делают исключительно на частных винодельнях. И поэтому… - он обернулся, не слышит ли нас кто-нибудь, - оно намного чище! - прошептал он мне почти в самое ухо.
- Вот как? - удивилась я.
Офицер кивнул со знанием дела.
- "Мерло" восхитительно, - с особым восторгом поделился он.
- "Мерло"? - поразилась я, - но это же французское вино!
- Что с вами?! - возмутился он. - Не знать элементарных вещей! "Мерло" - исключительно швейцарское вино!
- Я всегда думала, что "Мерло" делают во Франции.
- Непростительная ошибка! - укоризненно покачал головой офицер.
- Вот я и дома, - сообщила я, останавливаясь.
- Был счастлив вам помочь, - офицер буквально светился изнутри, - всего вам хорошего! Спасибо за приятную беседу.
- До встречи, - махнула я рукой и скрылась за дверью, оставив за кустами продолжавшего недоумевать Маркуса.

( продолжение следует)

Обсудить этот текст можно здесь