| Редакция | Авторы | Форум | Гостевая книга | Текущий номер |

 

 

Владимир Усольцев


Как у добрых стариков жили двое чудаков.


"Классный ты мужик, Усолыч! Давай квартиру искать вместе", - так пригласил меня в компаньоны на поиски жилья перед вторым курсом Витя Данилин, которого все звали по его симпатичному отчеству "Кузьмич". Кузьмич учился в параллельной группе на кафедре вычислительной техники и автоматики. Мы не были с ним друзьями. Mы были просто знакомыми однокурсниками. Предложение Кузьмича меня несколько обескуражило, но и обрадовало. Кузьмич нравился мне своей приветливостью и постоянной готовностью незлобно пошутить. Услышав комплимент из его уст, я долго не размышлял и сразу согласился.

Первый курс мы проучились без головных болей, где жить. Почти все первокурсники были обеспечены местами в общежитии. Второй курс был более жестоким: пришли новые первокурсники, а мы - уже тертые калачи - должны были проявлять смекалку и находчивость в поисках частного жилья. Ещё не было видно конца строительству нового общежития, и надёжной крыши над головой можно было ожидать еще долго. Мы поделили город на участки и методично их прочесывали. Таких искателей было в Томске той поры тысячи. Почти все, в конце концов, находили, куда приткнуться, но побегать приходилось от души.

На третий день поисков Кузьмич радостно сообщил, что у него, кажется, "клюнуло". Совсем недалеко от университета, на углу Ленина и Учебной он познакомился с бабушкой, которая сдавала комнатку, но очень опасалась пустить каких-нибудь нехороших квартирантов. Кузьмич бабушке приглянулся, и бабушка согласилась познакомиться и со вторым кандидатом на жилье, то есть со мной. Мы тут же направились к этой осторожной бабушке, жившей в покосившейся хибаре за высоким, типичным томским забором. Бабушка, волнуясь, разглядывала и расспрашивала нас, не пьяницы ли мы горькие, не будем ли водить срамных девок, получаем ли мы стипендию - томские неграмотные бабушки хорошо ориентировались в вузовской лексике, и такими словами, как стипендия, каникулы, семестр, сессия их было не удивить. Через пять минут допроса стало ясно, что Полина Ивановна в наших высоких моральных качествах сомневаться перестала. Она решила показать нам сдаваемые хоромы. Хоромы были скромные, но они были реальностью. Дом Полины Ивановны состоял из двух помещений - кухни с русской печкой и горницы. От горницы был отгорожен тесом, покрытым толстым неровным слоем известки, закуток примерно два метра на два. Вместо двери закуток отделялся от хозяйской территории тяжёлой от въевшейся грязи занавеской неопределенного цвета. Справа и слева от прохода стояли простейшие металлические кровати с далеко не первой свежести матрасами. Против двери у корявой стены стоял обшарпанный столик. Окон не было, но висевшая на дореволюционном шнуре стоваттная лампочка давала достаточно света. Была там и розетка, так что было откуда запитать настольную лампу или паяльник - и Кузьмич, и я не оставили еще детские радиолюбительские забавы. Закуток был, конечно же, не ахти. Но мы с Кузьмичом решили не рисковать. Лучшее - враг хорошего. В поисках лучшего мы могли бы остаться вообще без жилья. А здесь были и явные плюсы - рядом гастроном, остановка автобусов, близость к университету. Мои одногруппники нашли жилье где-то в Степановке - и далеко, и без магазинов поблизости.

Заплатив за месяц вперед по десятке, мы закрепили жилье за собой. До начала занятий оставалось еще дней десять, и мы разъехались по домам, чтобы заодно привезти и постельное белье.
Мы съехались у Полины Ивановны в один день и с некоторым удивлением узнали, что Полина Ивановна живет не одна, а со своим мужем - сухоньким старичком с роскошными усами. Так мы и начали жить-поживать вчетвером. Тарас Лукич оказался не дурак выпить. Он не напивался крепко, но постоянно попахивал перегаром. К нашему счастью, был он достаточно тактичен, с пьяными разговорами не приставал и вообще на глаза нам попадался редко. Да и Полина Ивановна часто и подолгу засиживалась у своих подружек.

* * *

Мы ошибались, считая, что мы живем вчетвером. Жильцов у Полины Ивановны с Тарасом Лукичом было много больше. В первую же ночь мы проснулись от странных звуков. Что-то постукивало по нашим подушкам и одеялам, словно с потолка сыпались крупинки пшенки или манки. Включив свет, мы крякнули и присвистнули: по подушкам и простыням шустро бегали десятки клопов. Сотни клопов разбегались по щелям на потолке и на стенах. Подавив подвернувшихся под руки паразитов, мы посокрушались, что платить по десятке за такой клоповник - многовато. Выключив свет, мы через пару минут снова услышали, как десантируются на нас эти твари. Начался периодический процесс убиения с постоянным включением и выключением лампочки. Когда счет раздавленным кровососам явно превысил полтысячи, мы поняли, что клоповая популяция в щелях исчисляется миллионами, и нам не хватит и года, чтобы их всех передавить. Нам пришлось спать при горящей лампочке - так нас атаковали только самые отчаянные немногочисленные храбрецы из клопиного войска; остальные миллионы трусливо прятались по щелям.

После занятий мы первым делом обошли магазины в поисках популярного в Томске товара - средства от домашних насекомых. Нам повезло. Мы раздобыли какую-то жидкость, пахнущую керосином и дустом - сразу две поллитры. В аптеке мы разжились двумя грушами для клизм и весело направились домой. Теперь клопам крышка!

Мы начали военные действия против затаившейся в щелях нашего закутка многомиллионной армии кровососов без дипломатических демаршей и объявления войны одновременно с двух флангов, используя фактор внезапности и коварства. Мы впрыскивали клизменными грушами вонючую жидкость в зияющие щели по команде, не давая противнику опомниться. Первая атака подняла большой переполох во вражеском стане. Боевые дозоры высовывались из щелей и падали замертво при попадании нашего химоружия на хитиновые щиты недругов. Мы затрубили победный марш и перезарядили наши клизматические орудия.

Вторая атака прошла менее успешно. Количество выбегающих из щелей смельчаков уменьшилось. Третья атака принесла нам лишь пару десятков трупов противника. Стенки нашего жилища пропитались жидкостью и воняли как небольшой заводик по производству ДДТ. Едва не окочурившись от собственной победы, мы выскочили на свежий воздух. Полина Ивановна запричитала и начала нас бранить за порчу воздуха в доме. Мы ее успокоили и обещали все проветрить.

Через пару часов проветривания в доме можно было сносно дышать. Мы зашли в свой закуток и обомлели. Армия противника проводила организованную передислокацию, меняя мокрые щели на более сухие. Интенсивная вонь, чуть не убившая нас, клопам никакого ущерба не нанесла. Пара тысяч трупов на полу и на наших кроватях составляла лишь ничтожную часть вражеского войска. Противник каким-то образом сохранил свои главные силы и изготавливался к решительному ночному контрнаступлению. Мы быстро убедились, окропив маршевые колонны противника остатками нашего оружия массового уничтожения, что оно очень эффективно лишь при прямом попадании на противника. Клопы безо всяких проблем обходили капли жидкости, не теряя бодрости. Лишь прямое попадание каплей на спину клопа приводило к несомненному летальному исходу.

Ночью нам было не до сна. Активность клопов после нашего вероломства резко возросла. И при ярком свете лампочки они выходили на удобные для десантирования позиции и нагло сыпались на нас. Наши простыни и наволочки приобрели бурый цвет от раздавленных полчищ противника. Несмотря на тяжелые потери, противник, казалось, числом не убывал, а подтягивал все новые и новые резервы из бездонных щелей. Изредка из щелей вылезали чёрные жирные тараканы, которых мы принимали за командиров клопиных дивизий.
С тяжелыми головами мы еле отсидели на занятиях и вновь пошли по тем же магазинам. Альтернативы вонючей жидкости мы не нашли. Мы дотопали до рядов базара. В каком-то скобяном ларьке нам посоветовали попробовать гексахлорановый карандаш. Мы закупили пару пачек этих малоаппетитных карандашей и с унылым видом заявились домой. Включив свет, мы обнаружили, что противник затаился. Со стен шустро ускользнуло не более десяти клопов, остальные пока носа не высовывали. Действуя по инструкции, мы начали намазывать гексахлоран вдоль щелей. Наши действия вызвали легкое оживление противника, пославшего на рекогносцировку разрозненные отрядики. К нашему изумлению, клопы без малейшего ущерба своему здоровью ползали по гексахлорану, не стараясь даже обойти его стороной. Кузьмич подцепил своим карандашом одного клопа и пустил его бегать по карандашу. Герой-разведчик показал, что он неспроста был послан в разведку. Был он в отличной спортивной форме и стремительно бегал, не помышляя умирать от отравления.

Мы остановили свое рисование этими карандашами и принялись размышлять. Мы еще не начали изучать диамат и не были мы еще вооружены диалектическим методом анализа сложных житейских ситуаций. Положившись поэтому на народную мудрость "поживем-увидим", мы решили размазать весь запас карандашей, а вдруг у них длительный период убоя. Жилье наше вновь густо завоняло дустом, и вновь запричитала Полина Ивановна: "И что вы за неженки такие, все до вас жили и не пакостили, подумаешь там клопы! Как теперь в избу-то зайти!?". Мы заверили нашу хозяйку, что запах скоро выветрится: "А с клопами за такую цену мы жить не согласны, надо бы квартплату снизить...". Намек на финансовые разногласия хозяйку примирил с вонью, и она оставила нас в покое.
Через пару-другую бессонных ночей мы стали замечать, что количество атакующих клопов с каждой ночью уменьшается. Появилась надежда, что процесс этот дойдет до полного исчезновения недруга. Так оно и случилось. Еще через пару недель мы отметили "Варной" - самым популярным в ту пору болгарским портвейном - полную победу над превосходящими силами противника. Клопы или сдохли, или ушли из нашего дома, не задержавшись ни в горнице, ни в кухне. И запах от нашего химоружия почти выветрился. Полина Ивановна порадовалась вместе с нами и пригубила рюмочку. Спать без клопов оказалось намного приятнее.

* * *

Ярким октябрьским воскресным утром, когда самое то было бы и отоспаться, к нам заглнул Тарас Лукич: "Эй, студенты! Спасибо вам за клопов. Я вам за это что-то покажу. Вставайте". Мы нехотя встали, Полина Ивановна ошарашила нас предложением позавтракать за ее столом и отведать ее оладышек. Ей тоже явно понравился успех нашей военной кампании. И тут Тарас Лукич преподнес нам свой сюрприз: "Идем на ипподром, я научу вас выигрывать на скачках". А Полина Ивановна с гордостью за своего сухопарого супруга прибавила: "Сходите, сходите. Мой Лукич был ведь лучшим жокеем на ипподроме, он там каждую кобылу с детства знает". Вот оно что! То-то Тарас Лукич своими пышными усами напоминает бравого казака из книжек Шолохова. Он действительно походил на лихого наездника. Мы не заставили себя долго уговаривать и уже через двадцать минут добрались до ипподрома пешком. Ипподром нас сильно удивил: там было множество народу, работали буфеты, в которых было дефицитнейшее пиво, и громко играла музыка из репродукторов. Над небольшими трибунами возвышался деревянный сарай, в котором размещались кассы тотализатора. Аромат азарта и наживы ощущался во всем. Мы оказались на островке чуждого образа жизни, и это было подлинное чудо.

Тарас Лукич со знанием дела просмотрел состав коней на первый заезд и авторитетно подсказал: "Ставьте на Вагранку и Астролябию. Вагранка обязательно будет первой, а Астролябия - второй". Мы с Кузьмичом последовали его совету. Оказалось, что почти все ставят именно на эту пару. Какая-то озорная мысль мелькнула в моей голове, и я купил еще один билет - на Вагранку и на самого непопулярного коня по кличке Передовик, истратив последний рубль. Тарас Лукич оказавшийся, необузданным холериком, был возмущен до глубины души моей глупостью. Передовик был самым никудышным конем и вскорости должен был быть вообще списан из штатного расписания конюшни. Я и сам распереживался - и что это на меня наехало!?

Музыка смолкла. Едва слышный хлопок стартового пистолета, и гонка началась. Гнедая Вагранка с первых метров оторвалась от всех и мощно шла вперед, устраняя все сомнения, что именно она победит. От отставшей троицы стала отделяться и вороная Астролябия. Передовик оказался сзади всех. Ну Лукич! Вот это эксперт! Да с таким знатоком можно и стипендию не получать! Приходи по воскресеньям на ипподром и слушайся его советов! Вагранка преодолела уже половину круга, оторвавшись от Астролябии не менее чем на тридцать метров. Вот и финишная прямая. Вагранка своим красивым могучим бегом вызывает нарастающий восторженный рев трибуны. Вдруг рев смолкает. Я не пойму, чем дело, а Тарас Лукич с горечью восклицает: "Ах ты ж беда, у Астролябии сбой!". Астролябия сменила красивую рысь на знакомый мне галоп, а это, оказывается, недопустимо правилами бегов. В голове мелькает еженедельное рекламное объявление по радио о "рысистых бегах" на ипподроме. Лошадям предписывается не просто быстро бежать, но еще и как бежать - непременно рысью. Из-за этого правила Астролябия, хоть и приходит второй, считается проигравшей хуже последнего Передовика.

Я загрустил: два моих последних рубля накрылись. Третья лошадь - Пятилетка - становится второй. Но вот чудо, на которое трибуны реагируют взрывом рева. Пятилетка тоже переходит в галоп, наездник пытается ее вернуть на рысь, а строптивая Пятилетка вообще останавливается и начинает скакать на месте. Передовик между тем, едва не зацепившись за коляску недисциплинированной Пятилетки, переходит на вторую позицию и без приключений заканчивает бег, как и положено, за финишной чертой. Победившая пара - Вагранка и Передовик, точно, как в моем билете! Тарас Лукич с Кузьмичом смотрят на меня с восторгом. Тарас Лукич ведет меня в кассу. На получение выигрыша очереди почти нет. Лишь несколько таких профанов, как и я, поставили наугад и попали в точку. Передо мной стоит толстый солидный мужчина - явно какой-то начальник, и я чуть не падаю от изумления - он в несколько приемов забирает из кассы пачки разных банкнот. Его выигрыш явно не меньше тысячи рублей! Боже, что же это делается!? Неужели и мне перепадет такая сумма!? Нет, я получаю всего-навсего одиннадцать рублей. Значит, тот начальник поставил на бесперспективную пару около сотни рублей. Что же это за богач!? Тарас Лукич шепотом говорит: "Это один из главных игроков Филипп Петрович. Наверняка он подкупил жокеев Астролябии и Пятилетки. Астролябия точно не должна была сделать сбой - это у нее вообще впервые. Вот так и делаются деньги!".

Бега продолжаются, я ставлю один рубль, слушаясь Тараса Лукича, и опять один рубль - на самую бесперспективную пару. Лучше бы я этого не делал. Предсказания Тараса Лукича были точными, но выигрыши по ним были скромными и не покрывали проигрышей по второму билету. Кузьмич был осторожнее и ставил только по советам Тараса Лукича. У него накопился уже приятный прирост капитала - рубля три. На последний заезд я решил не выпендриваться и поставить, как советовал Тарас Лукич. На этот раз навар был неплохой - около трех рублей. В итоге мы с Кузьмичом обогатились: я - на десятку, а Кузьмич на пятерку с лишним. Ай да Тарас Лукич! Повезло же нам с хозяином жилья!

С нетерпением ожидали мы следующего воскресенья и, в конце концов, мы его дождались. Тарас Лукич с утра принял стаканчик, как он говорил, "витаминов" и был исполнен боевого духа. Он категорическим тоном давал нам советы, на какую лошадь ставить, но прогнозы его странным образом не совпадали с реальностью. Мы, проиграв по пятёрке, вынуждены были покинуть ипподром, а Тарас Лукич остался, злой на весь белый свет, пообещав разобраться, как следует, со своими учениками-жокеями.

Наступило новое воскресенье. Я рвался на ипподром, чтобы взять реванш за прошлое воскресенье, а Кузьмич явно утратил задор игрока. С неохотой присоединился он ко мне и Тарасу Лукичу. Тарас Лукич вновь оседлал свою роль авторитетного советчика, но мы уже не питали к его словам особого доверия. Кузьмич скрепя сердце следовал советам нашего ментора, а я решил ставить наобум. В итоге к концу бегов Кузьмич просадил свою заветную тройку, а я оказался в выигрыше. Мой бюджет пополнился точно на три рубля. "Это моя тройка к тебе попала", - с кислой улыбкой заметил Кузьмич.

В очередное воскресенье Кузьмич на ипподром не пошёл, а я поддался на уговоры Тараса Лукича без малейшего энтузиазма. Предчувствия меня не обманули. Я быстро проиграл весь свой капитал и уныло побрёл домой, не дождавшись окончания забега, в котором Вагранка, на которую я поставил, сделала сбой. Я отошёл уже довольно далеко от ипподрома, от которого уже слабо доносился голос диктора из динамиков: "В пятом заезде победила Астролябия, номер 2, второй пришла Пятилетка, номер четыре". Я машинально достал из кармана свой билет и вытаращил глаза: в билете стояли номера 2 и 4! Как же так?! Я же ставил на Вагранку и Астролябию! Видимо, я оговорился, и назвал Пятилетку вместо Вагранки, покупая на последний рубль билет. Я рванул назад к кассам и получил хороший выигрыш - девять рублей. Настроение моё поднялось, но, памятуя недавнее уныние, я решил больше на ипподром не ходить.

* * *

Кузьмич умел тренькать на гитаре и любил исполнять блатные песенки, которые не нуждались в каких-либо вокальных данных исполнителя. Но вот беда! Не было у Кузьмича своей гитары, и отводил он душу только в компании, взяв в руки чужой инструмент. Ему давно хотелось обзавестись собственной шестистрункой, но скудный студенческий бюджет без поддержки из дома оставлял ему мало надежд на осуществление этой мечты в ближайшее время.

А тут между делом нагрянул праздник Седьмого ноября. Кто-то в эти дни гуляет от души, а кто-то делает деньги. Вагоны с жизненно важными грузами поступают на городские базы круглосуточно и невзирая на праздники. И за разгрузку вагонов в такие дни идёт повышенная оплата. Уже на первом курсе я приобщился к братству стойких калымщиков и время от времени пополнял свой кошелёк честно заработанными пятью-десятью рублями. И накануне праздника меня пригласил в бригаду легендарный Витя Лобов - могучий четверокурсник, который был скорее профессиональным грузчиком, чем студентом. "Подбери ещё одного крепкого парня, в этот раз работы много будет", - попросил меня "Лоб". Кузьмич не отличался особой могутностью и на калымы до сих пор никогда не рвался. Но в этот раз перед ним замаячила гитара, и он с жаром попросился в собираемую бригаду.

Хорошую работу нашёл "Лоб"! На праздники, за повышенный тариф, лёгкий и удобный груз - китайские яблоки в аккуратных двенадцатикилограммовых ящиках. Мечта студента-калымщика! Два дня, седьмого и восьмого ноября, штабелевали мы ароматно пахнущие ящики в просторном подвале знаменитой томской "Пельменки" в старинном купеческом доме. Кузьмичу с непривычки было тяжело. Но он успел перед поступлением в университет потрудиться в шахте и набрался шахтёрского упрямства. Он выдержал лихорадочный темп до конца и после укладки последнего ящика буквально рухнул, обессиленный, на пол.

Больших трудов стоило ему добраться до автобуса и войти в него. Но он не стонал и не жаловался. Он был, как и я, счастлив. Мы заработали за два дня просто бешенные деньги - по двадцать восемь рублей! У каждого из нас был за спиной рюкзак, набитый яблоками, и другие пассажиры с любопытством и завистью разглядывали нашу поклажу. Хоть и не видно, но ясно, что в рюкзаках крупные яблоки. Яблоки были и в самом деле хороши - все как на подбор одного размера. А какие они были красивые! Светлая зелёнь одного бока плавно переходила в ярко-алый цвет другого бока. Но, увы… Есть эти яблоки было невозможно. Были они страшно кислые и твёрдые. Был это лёжкий сорт, которому предстояло пролежать в подвале до будущего лета, чтобы стать съедобным и аппетитным.

Мы одарили содержимым рюкзаков наших хозяев. "Ах, какие яблочки!" - воскликнула Полина Ивановна и тут же определила их в подполье, а потом угостила нас на радостях самодельной смородиновой наливкой - каждодневными "витаминами" Тараса Лукича.
Несколько дней Кузьмич стонал и кряхтел от боли в мышцах. Когда боль прошла, Кузьмич начал походы по магазинам с отделами культтоваров. Не прошло и двух недель, как он заявился, сияя от счастья, с новенькой шестиструнной гитарой и бутылкой "Варны". Покупка была отмечена нами в обществе наших милых стариков, которые слушали Кузьмича, азартно распевавшего "Когда с тобой мы встретились, черёмуха цвела", и качали головами, сочувствуя незадачливой судьбе матёрого урки.

* * *

Успешно пережив мощный навал учебных нагрузок первого курса, на втором курсе мы были уже не лыком шиты и могли позволить себе занятия по душе. Я посвящал всё своё свободное время перманентному совершенствованию транзисторного приёмника, добиваясь всё более высокой чувствительности и чистоты звучания. Кузьмич тоже с удовольствием паял подобный радиоприёмничек. Но была у него давняя мечта стать мотогонщиком, и Кузьмич набрался, наконец-то, храбрости и заявился в знаменитую университетскую мотосекцию, вырастившую немало известных мастеров спорта и даже чемпионов страны.

- Вы понимаете, что наша секция спортивная, нацеленная на достижений высших спортивных результатов, и что у нас нет возможностей обучать новичков? Мы принимаем только гонщиков с опытом, - заявил Кузьмичу заслуженный тренер с многочисленными старыми шрамами на лице, скептически оценивая взглядом щуплую фигуру новичка.
- Да, конечно. Я бы иначе к вам и не пришёл…
- Хорошо. Давайте посмотрим, на что Вы способны…

Кузьмич не ожидал такого оборота, но делать было нечего. Хоть он и имел трёхлетний опыт езды на маломощном "Ковровце" и чувствовал себя на двухколёсном транспортном средстве с мотором вполне уверенно, гонщиком он себя ещё не ощущал. Кузьмичу дали лёгкий спортивный мотоцикл и попросили проехаться вокруг свалки каких-то стройматериалов по наезженной трассе, проходящей через пяток оврагов. Кузьмич оседлал мотоцикл и поддал газу.

Каким-то чудом он не свалился со вставшей на дыбы машины и, проехав на одном заднем колесе метров десять, пустился вперёд уже на двух колёсах. От страха он судорожно вцепился в рукоять газа и никак не мог сбросить обороты двигателя закоченевшей в мёртвой хватке рукой. Его снесло с трассы, и он летел прямо на кучу брёвен. Инстинкт самосохранения помог ему рвануть руль на себя. Мотоцикл махом перелетел через брёвна и продолжил стремительное движение вперёд. Покрывшийся липким потом Кузьмич между тем пришёл в себя и постарался вернуться на трассу, что ему, как это ни удивительно, удалось. Так и не сбавляя газа, он пролетел через все овраги, высоко подпрыгивая в воздух. Завершив круг и пролетая мимо тренера, Кузьмич уловил его отчаянные сигналы остановиться. Описав широкий круг, Кузьмич в конце концов сумел остановить своевольную машину.

- Ну, Вы, однако, лихач! Зачем через брёвна-то прыгать было надо?
- Ну, так надо же как-то себя показать, - Кузьмич сам испугался своих слов, вырвавшихся из него помимо его воли.
- Ну ладно, ладно, мы Вас берём.

Первая тренировка была на кроссовой трассе секции в Лагерном саду. Трасса проходила по высоченному крутому обрыву на берегу Томи. Спуститься с этого обрыва просто на ногах безо всякого мотоцикла требует и мужества, и ловкости. Увидев, как опытные кроссмены лихо ныряют с обрыва вниз на своих громогласных машинах, Кузьмич немедленно утратил желание стать мотогонщиком. Когда подошла его очередь проехаться, Кузьмич внезапно вспомнил, что у него коллоквиум по "диффурам", и быстро помчался прочь.


* * *

Наступила зима. Мы старательно учились, паяли свои приёмники и даже урывали время на чтение беллетристики. Всё было бы замечательно, но у меня разболелся зуб. Противная боль досаждала с каждым днём всё сильнее, а я никак не решался сходить к зубному врачу в университетскую поликлинику. Кузьмич в это время читал какой-то детектив, который ему сильно понравился. А зуб мой между тем заболел не на шутку, и в одну прекрасную ночь я не смог заснуть, мучимый болью. "Всё, завтра же иду к зубному", - с запоздалым раскаянием клялся я сам себе. Чтобы как-то отвлечься от боли, я стал читать тот самый детектив, который так понравился Кузьмичу. Детектив был и в самом деле увлекательный, я зачитался, и боль незаметно отошла на задний план. Увлекательный сюжет и ноющая боль напрочь прогнали сон. Я не сомкнул глаз всю ночь и к утру прочитал всю книжку до конца.

Зазвенел будильник, мы быстренько собрались и отправились в университет. Кузьмич - на занятия, а я - в поликлинику. Вечером я ощущал себя намного лучше и решил подшутить над Кузьмичом. Когда он взялся за свой детектив и с удовольствием делился его содержанием, я заметил небрежно: "Да что там такого интересного может быть? Это же обычная выдумка для маленьких детей. Все детективы пишутся по одним и тем же схемам". Кузьмич стал возражать, что этот детектив - просто блеск, такой там сюжет закрученный!

- Да что там может быть закрученного? Хочешь, я тебе скажу, чем всё дело кончится?
- Ну не заливай…
- А давай, поспорим. Ты расскажи мне про первую половину книги, а я расскажу тебе её конец. Конец обязательно будет сделан по шаблону.
- Ну ты и нахал!
- А это мы ещё посмотрим. Давай рассказывай начало до середины.

Кузьмич добросовестно изложил мне фабулу детектива до того места, где он остановился. Я внимательно слушал его, задавал уточняющие вопросы и в конце концов заявил: "Так-так, уже всё ясно. Слушай теперь меня, чем всё кончится". И я, изображая процесс мышления, не спеша, изложил ему конец книжки, кто был подлинным убийцей и что было причиной убийства.

- Да, красиво сочиняешь.
- А чего тут красивого, все детективы по такому шаблону делаются. Я, конечно, могу промазать, убийцей может оказаться и та красотка, но, скорее всего, конец будет именно такой, как я тебе говорю.
- Ну-ну, посмотрим.

Кузьмич принялся читать дальше, а я стал переписывать пропущенные из-за зуба лекции. Перед сном Кузьмич уже почти закончил книжку.

- Слушай, Усолыч, тебе надо писателем становиться.
- А что такое?
- Так ты и в самом деле конец угадал. Как это ты смог?
- Ага! А что я тебе говорил про шаблоны?
- Шаблоны-шаблоны… Их же много может быть. Как ты угадал, что здесь именно этот шаблон будет?
- Да это же элементарно, Ватсон…

Кузьмич купился. Он был абсолютно уверен, что я книжку не читал. О том, что я предыдущую ночь вообще не спал, он и не заметил. После этого эпизода Кузьмич зауважал меня ещё сильнее. Я не стал его разубеждать в своей прозорливости.

* * *

Перед Новым годом Тарас Лукич и Полина Ивановна поставили в горнице роскошную ёлку, от которой распространялся дивный запах свежести и праздника. Поколения квартирантов, живших в нашем закутке до нас, оставляли после себя ёлочные игрушки, и была ёлка у наших стариков на удивление богато украшенной. После установки ёлки нашлась парочка еловых веток и для нашей каморки. И мы прикупили себе несколько блестящих шаров, которым суждено было пополнить коллекцию игрушек наших хозяев.

За два дня до Нового года Кузьмич задержался в лаборатории, а я, вернувшись с занятий и полюбовавшись ёлкой с горящей разноцветными огоньками гирляндой, завалился спать. Спал я недолго. Я проснулся от ощущения какой-то тревоги из-за наступившей полнейшей тишины. Тишина была абсолютной, и мне показалось, что я просто оглох. Не открывая глаз, я произнёс: "Кузьмич!". Нет, я не оглох. Мой голос звучал нормально. Кузьмич не откликался, и я открыл глаза. Удивлению моему не было предела. Наша каморка была освещена радужным светом, проникавшим из горницы. "Это свет от гирлянды", - догадался я. Но свет вёл себя как-то очень странно. Он… шевелился. Он не просто шевелился, а двигался в каком-то медленном танце, очаровывая гармонией своего движения. "Кузьмич приделал к ёлке мотор, и она теперь вращается. Ай да Кузьмич!" - с восторгом подумал я и решительно встал с постели. Я вышел в горницу, и застыл в немом ужасе. Ёлка … танцевала. Она не только вращалась, но и перемещалась по горнице в каком-то медленном менуэте из угла в угол. Невозможность такого танца была более чем очевидной, но ёлка, тем не менее, танцевала. Зачарованный, я всматривался в основание ёлки, стараясь понять, что за механизм приводит её в такое поразительное движение? А ёлка продолжала танец, как ни в чём не бывало, и дважды бесшумно прошлась прямо передо мной, овевая меня интенсивным ёлочным духом.
Полнейшая тишина вновь обратила на себя моё внимание. Ни единого звука не доносилось с перекрёстка, словно там полностью прекратилось движение транспорта. Не доносилось и привычных выкриков от дверей гастронома. И ёлка танцевала совершенно бесшумно, словно между её крестовиной и полом была воздушная прослойка. Стеклянные игрушки покачивались тоже без малейшего звука, что казалось совершенно противоестественным.

"Нет, это невозможно! У меня галлюцинации!" - догадка окатила меня волной страха. "Кузьмич! Полина Ивановна!" - мой обычный голос звучит совершенно привычно, а в ответ всё та же абсолютная тишина. Раз я слышу себя нормально, то звуковой галлюцинации у меня нет. Что-то случилось, всё замерло, поэтому и тихо. Но зрительная галлюцинация налицо. "Доучился!" - с горечью подумал я. Надо включить свет и посмотреть на себя в зеркало. В ярком свете лампочки радужное свечение ёлки почти полностью исчезло. Я приблизился к зеркалу и ужаснулся. Из зеркала на меня смотрело моё знакомое лицо, но на голове у меня красовались роскошные оленьи рога, перевитые цветными ленточками. От увиденного мне неожиданно стало легче. "Ясно! Это галлюцинация. Сейчас я потрогаю руками свою голову и почувствую, что никаких рогов нет. Тогда и галлюцинация должна пропасть!". Подняв обе руки к голове, я похолодел. Обе ладони ощутили шершавую твёрдость рогов. Я понял, что я сошёл с ума. Моё материалистическое мироощущение и в эту минуту не допускало мысли, что все мои видения могут быть реальностью, хотя и глаза, и руки совершенно отчётливо свидетельствовали о наличии рогов на моей голове. Первый неосознанный ужас сменился горячей волной подлинного ужаса. Мне представилось, что я обречён провести остаток жизни в психбольнице, и эта мысль привела меня в неведомое до сих пор состояние совсем уже беспредельного ужаса. Я стал задыхаться, горло моё сдавил сильнейший спазм. Я потерял сознание.

Я пришёл в себя, хотя дышать почти не мог. В глазах плыли цветные круги, грудь сильно болела. До сознания внезапно дошло, что я слышу привычный приглушённый шум с улицы. Я открыл глаза. В каморке царил густой сумрак, лишь несколько цветных неподвижных лучиков от ёлочной гирлянды проникали сквозь щели. Я схватил себя за голову. Никаких рогов! Но что же меня душит?! И тут я понял, что я лежу в своей постели, а в рот ко мне плотным комком забился угол подушки. Он меня и душил. Освободившись от кляпа, я несколько раз глубоко вздохнул. Мне стало ясно, что мне приснился "двухслойный" сон с мнимым пробуждением во сне. Тем не менее, я выглянул в горницу, чтобы удостовериться, что ёлка стоит на своём месте.

Тут пришёл Кузьмич, и я поведал ему эту историю. Моё потрясение было весьма сильным, и, наверное, поэтому я изложил свой сон очень красочно.

- Нет, Усолыч, надо тебе начать писать. У тебя же фантазия через край брызжет! Ты и детективы писать можешь, и фантастику…
- Да брось ты, Кузьмич!


* * *

В разгар зимней сессии мы переселились в новенькое общежитие, Поскольку мы были в разных группах, попали мы и в разные комнаты, и пути наши постепенно разошлись. Кузьмич каждый год навещал наших былых хозяев. Был он намного сердечнее меня, а мне всё как-то было недосуг. После защиты дипломов поведал он мне с грустью, что Тарас Лукич умер, и следом за ним умерла и Полина Ивановна. Не успели стариков похоронить, как был их домишко снесён, и на том месте теперь красуется девятиэтажная башня-спичка.
Несколько лет назад дошла до меня печальная весть, что и Кузьмича уже нет на этом свете. Коварный инсульт, наследие перегрузок нашего безумного времени застиг его без предупреждения. А я начал писать, как мне советовал Кузьмич, лишь после его смерти. Классный мужик был Кузьмич, светлая ему память…

 

Обсудить этот текст можно здесь