Portfolio

Анна Евсеева

Тот, которого мне подарили

- Ничего себе, подарочек! - воскликнула Ты. - А поинтереснее он придумать не мог?
- Я сама просила. Мне было очень нужно.
Помолчав немного, я подошла к окну.
- Странно, - сказала Я, глядя во двор, - в городе теперь ставят калитки.
- Какие еще калитки?
- Настоящие деревенские калитки. Они скрипят и качаются на ветру.
- Скрипят и качаются на ветру - качели, - возразила Ты и тоже подошла к окну.
Под окном во дворе скрипела и качалась на ветру деревенская калитка.
- Странно, - сказала Ты. - Но ведь нет никакого забора.
- Значит, скоро поставят, - ответила Я. - Может, хочешь чаю?
- Ты называешь чаем эту сизую мочу, которая уже третью неделю киснет у тебя в чайнике?
- Это плесень, - объяснила Я. - Науке известно, что плесень - естественный антибиотик. Наконец-то, Ты избавишься от хронического насморка.
Ты приоткрыла крышечку от чайника. Заглянула внутрь.
- Это не плесень.
- А что же?
- Социальные формы жизни. Именно так зарождалось человечество.
Я тоже заглянула в чайник. Там все цвело и шевелилось.
- Революционная ситуация, - объяснила Ты. - Скоро раздастся залп "Авроры" и справедливость восторжествует.
- Если то, что восторжествовало после залпа "Авроры" Ты называешь справедливостью, то мне остается только одно: как можно быстрее уничтожить все живое, которое там зародилось.
- Тоже вариант. А потом попробовать начать все заново.

Ты вытряхнула из чайника его содержимое в пакет для мусора.
- У тебя поразительное качество, - вздохнула Ты. - Полная неспособность заниматься бытом. Если оставить тебя с ним один на один, вы друг друга сожрете. И даже не подавитесь.
- Ты преувеличиваешь, - ответила Я. - Моя неспособность к домашней работе очень удобная штука. Однажды я хотела достать крупу из буфета, а пакеты - один за другим вышли мне навстречу совершенно самостоятельно. Первой показалась гречка, за ней - пшено, за ними вразвалочку вышел сахарный песок, потом выползли макароны…
- Прекрати! - крикнула Ты. - Меня сейчас стошнит.
- Не страшно, - успокоила Я. - Не тебя первую.
- Теперь понятно, зачем он подарил тебе его на день рожденья!
- Он выполнил мою просьбу.
- Только ли? - Ты посмотрела на меня с сожалением.
- А что еще?
- Ты всегда была наивной. Если не сказать - глупой. Ведь у него была цель. Своя цель. И никаких твоих просьб он и не думал выполнять.
- Ревность - родная сестра безумия, - ответила Я, глядя тебе в глаза.
Ты отвела взгляд.
- Он совершенно искренне выполнял абсолютно все мои просьбы, и эта была очередной. Он так и говорил всегда: проси все, что захочешь, все, что придет в голову. Но только не Время! Время свято! Оно висит у него на стене, за шкафом. Однажды, когда я пришла к нему, он стоял перед Временем на коленях и молился. Он никогда его не тратит. А вот такая ерунда, как, например, зажигалка от "Картье" или автомобиль "Бентли" - это для него ничего не стоит.
- Но ты попросила подарить тебе его вместо "Картье".
- Я просила не его вовсе. Мне было все равно, кого он подарит. Я всегда любила только книги. Но мне был необходим еще кто-то в этом доме, кто-то кроме меня. Я уже не справлялась! У меня из рук выпрыгивали стаканы, меня не слушался пылесос. Ты не представляешь, что сделал этот урод, когда я включила его в сеть! Он распахнул свою мерзкую пасть, напал на меня и укусил. Почти до крови! А утюг однажды утром начал меня домогаться. А я ненавижу секс по утрам! Потом вся посуда почему-то заговорила по-английски. Вот я и попросила подыскать мне помощника. Обыкновенного помощника, который жил бы здесь, рядом со мной. Мы с ним говорили бы вечерами, ходили бы по магазинам, он бы помогал мне во всем, а я… я бы чувствовала себя в полной безопасности и не боялась бы, что на меня накинется соковыжималка или миксер вцепится в горло, когда мне захочется взбить сливки, чтобы залить ими клубнику.
- И выход был найден. Он подарил тебе его, и он взбивал тебе сливки, гладил белье и мыл посуду?
Я не ответила.
Ты заглянула в шкафчик с лекарствами, оттуда стайкой вылетели пузырьки, флакончики, пилюли и таблетки. Они разлетелись по кухне, расселись на люстре, стенах и потолке и принялись чесаться.
- О, Господи! - воскликнула Ты. - Хотя бы нафталин у тебя свежий?
- Нет, что ты! - удивилась Я. - Я пью кофе только с молоком.
Ты опустилась на стул.
- Пересядь на другой, - попросила Я.
- А что с ним? - Ты подскочила на месте и испуганно принялась разглядывать сиденье.
- У него вчера бы приступ радикулита, - ответила Я. - Он весь вечер ныл и просил приклеить ему перцовый пластырь.
Ты налила нам кофе, обе чашки с недовольством скривились, но мужественно перенесли процедуру, когда ты заливала туда кипяток.
- Лови ее! - крикнула Я.
Но было уже поздно, последняя чайная ложечка, злорадно хихикнув, юркнула в слив раковины.
- Я этого больше не вынесу! - крикнула Ты. - Чем теперь размешивать?
- Попробуем веником, - предложила Я.
Веник покорно исполнил роль чайной ложки, оставив в чашках комки пыли.

- Как его звали? - спросила Ты.
- Кого? - не поняла Я, подметая разлитый по столу кофе.
- Того, которого тебе подарили.
- Масик, - ответила Я.
Ты пожала плечами:
- Странное имя.
Ты открыла холодильник, чтобы достать сок или колу, но там шел концерт по заявкам.
- Ненавижу песни о родине! - Ты быстро захлопнула дверцу. - Итак, был твой день рожденья.
- Да, - сказала Я, - был мой день рожденья. Он позвонил и сообщил, что скоро заедет с подарком. Через час он приехал с огромным букетом роз. Он всегда дарил только розы. Почему-то его розы всегда стояли подолгу и не вяли. А эти увяли, как только он перешагнул порог моей квартиры, буквально через пять секунд. Я даже не успела поставить их в вазу, как лепестки скукожились и зачахли. Мне стало их жаль, и я собрала все лепестки до единого и сварила варенье.
- А Масик?
- А что Масик? Масик все время находился у него за спиной, словно тень. Они прошли в комнату и сели за стол. Я угостила их вареньем из роз. Но они не смогли его есть, потому что им все время попадались косточки. Тогда он сказал:
"Это Масик, он будет жить здесь и помогать тебе во всем. Это твоя стена, каменная стена, за которую ты в любой момент можешь спрятаться. Но кроме этого, Масик прекрасно готовит, самостоятельно прибирает, умеет мыть посуду и вытирать пыль. Он отличный душевный друг, с ним не страшно, с ним весело. Масик - настоящий подарок, у него масса свободного времени".
Сказав все это, он ушел, а Масик остался.
Он был очень высокий и грузный этот Масик. Наверное, метра два ростом. У него был сорок пятый размер ноги, а тапки он называл не иначе как наногавниками.
- Почему - наногавниками?
- Потому что на руки надевают нарукавники, а на ноги - наногавники.
- А кто надевает нарукавники? - спросила Ты.
- Бухгалтеры, - ответила Я.
- Он что, был бухгалтером?
- Нет, что ты! Он был моряком, служил на военном корабле.
- Моряк в нарукавниках? - поразилась Ты.
- Моряк в наногавниках! - уточнила Я. - Тем более, что он был бывший моряк, списанный на берег в результате контузии.
Я заметила, как ты напряглась, услышав слово "контузия".
- Он был глухой, - объяснила Я.
- Оглох при разминировании крылатой ракеты, которая рванула у него в руках? - сочувственно переспросила Ты.
- Нет, он оглох от звука вылетевшей пробки, когда открывали шампанское в честь награждения капитана орденом. Масик не успел заткнуть уши, так как до этого не знал, как открывают шампанское. Его списали на берег. Он долго искал, чем бы ему заняться, пока не узнал, что я прошу его в подарок.
В первый день он маялся и думал, куда ему приткнуться. Долго выбирал место, где ему спать и, наконец, устроился на коврике возле кровати, подложив под голову мою голубую вязаную кофточку.
Он поразительно быстро засыпал и очень громко храпел. Храпел так, что дрожали стены, звенела люстра. Но разбудить его не было возможности, потому что сам он не слышал ни храпа, ни звона. Поэтому в первую же ночь я переехала в ванную.

Утром, обнаружив меня в ванной, Масик очень удивился, почему я не налила туда воду? Я сказала, что не люблю спать на мокром, но Масик не услышал. И с тех пор каждый вечер он наливал мне полную ванну, с пеной и с морской солью. В ванне быстро завелись рыбы, и мы с Масиком увлеклись рыбалкой. Правда, есть эту рыбу было невозможно, так как она отдавала мылом. Но как только Масик прекратил подливать им мыло, рыбы всплыли пузом кверху. И ванну занял Масик, а я вернулась к себе в спальню.

Однажды Масик предложил приготовить курицу по-тайски. Он долго гремел на кухне кастрюлями, потом полчаса гонялся по квартире за сковородкой, которая лаяла и не давалась ему в руки. Потом все стихло. Я вышла на кухню и спросила, где курица по-тайски? Масик не расслышал. Тогда я написала ему записку.
"Она улетела в Таиланд", - ответил Масик, кивнув на открытую форточку, в которой трепетало куриное перышко.

Я научила Масика читать. Он раздобыл книги по здоровому питанию и начал выращивать овес. Он засеял овсом ковер и обои, и регулярно поливал его свежевыжатыми соками. Наконец, вся квартира проросла. Овес торчал из книг, из щелей, из плинтусов. Мы не успевали его собирать и в результате пришли к выводу, что нам нужны кони.
Самый дешевый конь стоил целую тысячу долларов, и Масик решил, что надо вырастить килограмм трепангов, так как трепанги той осенью здорово подорожали. Масик был готов пожертвовать ванной для их разведения, но с трепангами что-то не получилось. Кажется, Масика обманули на рынке, продав вместо морских огурцов семена обыкновенных.
В результате Масик закрасил овес синей краской и загрустил. Тогда я написала ему письмо:

"Я просила тебя для того, чтобы иметь стену, а ты доставляешь мне только хлопоты".

Я бросила письмо в почтовый ящик, и наутро Масик его получил. Он долго читал и задумывался. Потом лег на пол и вытянулся по периметру вдоль стен всей моей квартиры, в результате пятки сошлись с его макушкой.
Он лежал так неделю и уже начал покрываться кирпичами, а рабочие вокруг суетились, размешивая цемент. Они подогнали грязную бетономешалку, и в квартире стало слишком шумно. Масик не реагировал, ведь он не слышал посторонних звуков.
Я включила телевизор, чтобы заглушить строительный шум, но экран распахнулся, и квартиру начало заливать селевыми потоками. Я попыталась сдержать и как можно крепче прижала экран обеими руками к телевизору, но это не помогало. В результате телевизор начал кровоточить. Запах крови смешался с запахом дерьма. На запах отреагировал Масик, он скрутился в рулетку и вкатился в комнату.
"Что это?" - спросил Масик, возвращаясь в человеческий облик.
"Телевизор", - ответила я, но Масик не понял.
Он достал из посудомоечной машины бинты и обмотал ими телевизор.
Но тот продолжал орать.
Тогда я залепила ему рот пластырем. Он заткнулся. Наступила мертвая тишина. Строители, потеряв объект, укатили бетономешалку и ушли сами.
"Кровь и дерьмо", - зачем-то произнес Масик, и телевизор стошнило.

- Ты всегда выдумывала себе лишние проблемы, - сказала Ты. - Ну зачем тебе была нужна подобная головная боль?
- Все познается в сравнении, - ответила Я. - Живя в аду, не стоит кричать от горя, потому что не знаешь, каково в раю.
- Много ты понимаешь, - вздохнула Ты, пытаясь поймать ускользающую конфету.
Мы помолчали. Прошелестел, пролетая над головами, лавровый лист и скрылся в тумане коридора.
- На следующий день кто-то позвонил в дверь, - продолжала Я. - Масик спал в ванной и не услышал звонка. Хотя даже если бы он спал в другом месте, все равно не услышал бы ничего. Тем более что он всегда спал, как убитый. Чтобы его разбудить, мне приходилось подставлять ему под нос тарелку с пельменями. Он очень любил готовые пельмени. Правда, предпочитал рыбные. И мне приходилось заказывать их по каталогу "Квелле" через раздел мужского нижнего белья.
Я подошла к двери и спросила:
- "Кто там?"
Сначала мне не ответили, я услышала только недовольный вздох. И подумала, что, если кто-то так недовольно вздыхает, значит, он имеет полное право на то, чтобы ему открыли. Но я еще раз спросила:
- "Кто там?"
Из-за двери раздался мужской голос, который произнес:
- "Мама. Кто же еще!"
"Мама?" - переспросила я и услышала:
"Ну не папа же!"
На пороге стояла совершенно незнакомая мне женщина. Она была очень высокой и худой. Точнее, она могла бы быть высокой, но очень сильно горбилась. На ней был черный костюм от Версаче и зеленые стоптанные боты. Седые волосы были туго стянуты в пучок. От нее пахло освежителем воздуха "Таежный ноктюрн".

"И, пожалуйста, изволь называть меня мамой! - басом приказала она. - Терпеть не могу обращения по имени-отчеству!"
Она решительно вошла в квартиру, я собралась закрыть дверь, но она резко меня остановила:
"Подожди! Какая нетерпеливая!" - она покачала головой.
Следом за ней вразвалку вошел жирный рыжий кот, а за ним - три козы и пять кур.
"А зачем куры?" - спросила я.
"Мама" с презрением посмотрела на меня:
"Ты что, не знаешь, зачем куры?!"
"Чтобы готовить курицу по-тайски", - едва слышно ответила я, снова порываясь закрыть входную дверь.
"Еще не все!" - она громко свистнула.
В квартиру на бешеной скорости влетел дранный кобель, накинулся на кресло и принялся его насиловать.
"Теперь все в сборе", - гордо сообщила "мама".

"Мама" ступала по квартире, оглядывая ее, словно свои новые владения. Ее следы распускались пышными букетами, оживали бабочки на обоях, заколосился и загустел из-под синей краски овес. Стоило ей до чего-нибудь дотронуться, как все начинало светиться и сиять.
На венике зазеленела листва. Он отлил трехлитровую банку березового сока, пустил корни и начал стремительно расти.
"Не забывай поливать!" - заметила "мама".

Дранный кобель обнюхал проросший веник и задрал ногу. "Мама" резко его отшвырнула. Он пролетел пару метров на заднице, оставляя за собой полоску вымытого пола.
"Так!" - сказала "мама".
Она принялась швырять кобеля из стороны в сторону, и уже минут через пять пол сверкал, напоминая палубу военного корабля.
Жирный рыжий кот на подоконнике мирно жмурился на солнце. "Мама" окунула его в пену, потом протерла стекло, после чего оно засверкало морозным узором.
"Мама" отжала мыльного кота в таз и отпустила. Дранный кобель резво подскочил к рыжему коту и изнасиловал.
Кот в негодовании шипел, пытаясь вырваться.
"Мама" задумчиво стояла посреди комнаты.
"Где мой сын?" - басом спросила она.
"В ванной", - ответила я.
"Что он там делает?" - спросила она.
"Ест пельмени", - ответила я.

Пол застелили досками, чтобы не испачкать. Доски под ногами качались и скрипели, как дворовая калитка.
Масик продолжал спать, он не слышал, что приехала "мама".
Козы покакали на диван горохом.
Не выбрасывай! - приказала "мама. - Сварим суп!"

"Маму" слушались все.
Пакеты с крупами предательски ждали, когда их достанут из буфета. Посуда научилась пользоваться англо-русским словарем, утюг не кусался, пылесос не плевался. Стиральная машина прекратила транслировать футбол.
Стул, забыв про радикулит, вечерами приглашал "маму" на танго.
Диван застелили целлофаном.
Ручки кресел обвернули фольгой.
Окна заклеили свежими газетами.
Люстры обернули простынями.
Овес перекрасили в белый цвет.
Драный кобель изнасиловал кастрюлю с гороховым супом.
Телевизор попросил политического убежища в Гонолулу.

В квартире я теперь могла передвигаться только по бельевой веревке. Я пыталась изящно скользить, но все время спотыкалась о прищепки и падала навзничь.

Однажды, пока "мама" крепко спала, заткнув уши рулонами туалетной бумаги, я пробралась в ванную.
"Пить!" - Масик приоткрыл глаза.
Я протянула ему банку с отбеливателем. Масик выпил и засеребрился.
В ванную на бешеной скорости влетел драный кобель.
"Мама!" - в ужасе вскрикнул Масик.
Драный кобель кинулся к Масику. Масик приподнял затычку в ванне, и вода начала убывать.
Вместе с водой убыл и Масик.
Драный кобель исчез следом.

Я подошла к "маме", достала из ее ушей рулоны и сказала:
"Мама! Ваш сын уплыл".
"Моряк, - согласилась "мама, - должен периодически плавать".
"Мама, - попросила я, - посидите, пожалуйста, пару минут в стенном шкафу".
"Зачем?" - спросила "мама".
"Пока я покормлю коз".
"Мама" нехотя поднялась и прошла к стенному шкафу.
"Книги не выбрасывай, - приказала она. - Они нужны для растопки".
Я кивнула и заперла стенной шкаф на ключ.

- Она еще там? - спросила Ты и зевнула.
- Да, - ответила Я. - Слышишь звук топора? Это она рубит мои книги на дрова.
Конфета, коварно хрюкнув, подпрыгнула и оказалась у тебя во рту. Ты перекрестилась и посмотрела в окно.
- Калитку украли, - сообщила Ты. - Вместо нее там теперь ведро.
- Значит, будет дождь, - сказала Я и раскрыла зонт.
Потолок затянуло серыми тучами, в соседней комнате громыхнуло. Дождь полил как из ведра, заливая мебель, посуду, плиту.
Он хлестал из розеток, спускался водопадом по люстрам.
Уже через минуту все, что валялось на полу, плавало и тонуло.
Жирный рыжий кот прыгнул в духовку и сверкнул синим пламенем.
- Молния, - заметила Ты.

Мы забрались на стол и уселись по-турецки. Столешница быстро отклеилась от ножек и отправилась в плавание. Ты опустила руку в воду и сразу же одернула.
- Кипяток!
Наш плот вырулил в коридор. Мимо промчалась куры, затем - козы, а за ними показалась стая дельфинов. Они резвились в волнах, играя моей косметичкой, будто мячиком.
- Смотри! Кит! - воскликнула Ты.
В центре гостиной из-под воды бил фонтан.
- Я забыла выключить чайник, - объяснила я.
"Мама" постучала из шкафа по стеклу. Я помахала ей рукой.

Вдали показался незнакомый берег, но плот отнесло в сторону, и берег скрылся из вида.
- Ты какая-то мутная, - сказала Я, - словно пыльная.
- Еще бы! - усмехнулась Ты.
Я промокнула в воду носовой платок и протерла тебе лицо. Оно просветлело и стало похоже на мое. Я завернула тебя в пакет и спрятала под свитером.
- Так-то оно лучше, - сказала Ты. - Хотя бы брызги не долетают.
Похоже, мы выплыли в открытое море.
Мимо прошел океанский лайнер. Его пассажиры посылали нам воздушные поцелуи и поздравительные открытки.
Ветер уносил нас все дальше и дальше…

Базель, 2003 г.

Обсудить этот текст можно здесь