Portfolio

Александр Левинтов

Занимательная гинекология для чайников (Л. Улицкая "Казус Кукоцкого", М.,ЭКСМО, 2003, 447 с.)

В жизни своей никогда не был гинекологом, а теперь, после "Казуса" и не хочется. Гладить и проникать в разные там labium majus и minor, vestibulum vaginae, corpus clitoridis и прочие анатомизмы любимой женщины - не по мою невежественную в латыни душу: мертвый язык для мертвых. Нет, тогда уж лучше - откровенным матом, как-то сексуальней получается. Представляете себе такое: "во поле betula turtuosa стояла,во поле кудрявая стояла" или: "из-под куста мне cаnvalaria mayalis приветливо кивает головой"?

Роман Людмилы Улицкой - роман, по всем статьям и параметрам роман. При этом написан он добротной прозой, лексически и эмоционально богатой, в отличие от подавляющего потока чтива для метро и продавленных диванов.

И потому, что перед нами - добротная, хорошо пошитая, ладно скроенная литература, мы можем позволить слегка поразмышлять, куда, вообще, идет эта сфера интеллектуального творчества. Что ждет нас в ближайшие несколько десятилетий на ниве беллетристики? Без оглядки на Интернет и клип-культуру, Бог с ними.

Читая "Казус", я несколько раз с сожалением прощался с моментами, где сюжет мог нырнуть в иножитие, контрастное повседневности: в собственно казус рентгеновидения Кукоцкого, в "чертежность" мироощущения Елены. Как было бы здорово, если бы Василиса вдруг оказалась чем-то из ряда вон и неземным. Лишь иногда, явно вставными номерами и по вдохновению выскакивают коротенькие сюжеты-острова инобытия, например, пассаж "Авраамовы детки" о причинах женского бесплодия, таящихся в широте и долготе места, времени суток и расположения звезд (а мне-то, дураку, раньше казалось, что все зависит только от того, с кем женщина спит: сама с собой или еще с кем-нибудь).

Автору, видимо, и самому очень нравятся эти блестки. Но Улицкая продолжает быть бытописателем, описателем событий - и в этом смысле она остается писателем 20-го века. Она не противостоит стремительно технологизирующейся журналистике и уже технологизированному производству рекламных текстов, текстов кино- и телесценариев, рок-песен и новостей. Технология слова превращает это слово в сигнал событий, лишает его магии и смысла самого слова. Улицкая не поддается на эту технологизацию, но и не противостоит ей. Увы, все ее романы, особенно "Казус Кукоцкого", хорошо экранизируются, увы, из "Казуса Кукоцкого" может получиться коммерчески вполне оправданная мыльная опера. И нет у Улицкой чертовщинки "Кыси" Толстой, жестокого сюрреализма рассказов Петрушевской, булгаковской чертовщинки и фантасмагорий, смеси времен В. Ерофеева (и чтоб непременно с веточкой повилики!), карающей бесовщины Ренаты Литвиновой, мифологии "Альтиста Данилова", словом, того контрастного и противопоставленного бытию со-бытия, которое становится характерной чертой литературы 21-го века. Литература 21-го века - не типологизация реальности, как
это было в 19-ом веке, и не осмысление реальности в 20-ом веке, это - борьба с реальностью, преодоление ее и всплытие из глубин бытия на свет Божий.

Привязанность личных жизней к внешним событиям и политическим реалиям, реализм - вряд ли это протянется и проживет долго. Уже сейчас события революции, коллективизации, Великой Отечественной, борьбы с космополитизмом и "убийцами в белых халатах", смерти Сталина и последующих юбилеев и смертей смотрятся в художественном произведении тяжеловесно. Все это, все эти покровы истории и географии, будут уходить из художественной литературы в другие литературы и другие места. Хроники есть хроники - они все менее вяжутся с вымыслом.

Язык "Казуса" слишком правилен для новых, наступающих, грядущих времен. За все полтыщи страниц вы ни разу не наткнетесь на новообразование или переосмысление давно знакомого слова. Все так плавно, изысканно грамотно, спокойно - а где же спотыкаться мысли? Тут Улицкая гораздо ближе к Гончарову, чем к будущим классикам 21-го века. Она нарочито старомодна и трезва. Знаете, трезвая литература - это уже редкость… но это уже не в радость.

По возрасту Людмила Улицкая - Татьяна. И потому, что Елена, мать Тани, так долго живет и практически переживает всех, пусть и в своем запечном и умопомраченном одиночестве, мы читаем о ней, ее дневник и ее уже старческие видения (эти видения, признаться, скучней и дурных снов Веры Павловны, женские сны, вообще, кажется, слабее поставлены, чем мужские) как реквием по матери, как молитву покаяния перед светлой памятью о ней. Людмила не хочет отпускать ее в мир теней, она продолжает удерживать ее, пусть тенью, но в мире людей.

И это - проблеск литературы следующего поколения, литературы, в которой автор будет выражать себя в своем произведении не прямой речью и не дидактически, а сложноплетением сюжета и судеб, тая и храня свою субъектность только для избранных и понимающих, остальным же: "тем, кому нечего петь, спокойного сна".

Разумеется, преднамеренно Улицкая показывает нам время от времени изнанку: жизни, женского тела, профессии, человеческих отношений, нравственности. Она и раньше не гнушалась этой изнанки, достаточно вспомнить "Медею". Эта манера - сугубо личная и не имеет никакого отношения ни к 20-му, ни к 21-му векам, ни к каким другим временам. Это - Улицкая. И оставим эту литературную гинекологию ей.

Последнее замечание, по праву последнего, - самое несущественное. Так много писать, наверно, уже нельзя, такие толстые книги и такие развернутые семейные эпопеи и хроники, такие долгие саги о Форсайтах уже не читаются или читаются с трудом. Формат классического романа будет сокращаться. "Казус Кукоцкого" - одна из последних толстых книг, читаемых нами…

Обсудить этот текст можно здесь