| Редакция | Авторы | Форум | Гостевая книга | Текущий номер |

 

"Газонокосильщик"

Анатолий Баженов


"Кому не спится в ночь глухую?
Тому, кто захотел другую!
Другую жизнь, другую страсть,
Другую козырную масть…"


Валька Рысаков со студенческих лет обладал феноменальным умением делать деньги. Он делал их всегда и на всем, и при этом его меньше всего заботило, какое впечатление он производит на окружающих. Пятнадцать лет назад он ездил на стареньких задрипанных "Жигулях", кочевал с одной частной квартиры на другую, и, когда ему негде было жить, частенько ночевал у меня дома. Еще в школе он занимался мелкой фарцовкой, приторговывал джинсами и модными пластинками. А сегодня он уже обладает многомиллионным состоянием (сколько у него миллионов, точно не знает никто), виллой на берегу Средиземного моря в Испании и огромной квартирой в Москве, а в дополнение ко всему перечисленному имеет еще шикарный особняк в Подмосковье и ездит на джипе "Гелендваген".
В годы "застоя" Валька строил фермы и дороги, выбивал дополнительные фонды, строительные подряды и умело дружил с нужными чиновниками разных калибров. Если бы сегодня Валька был министром иностранных дел нашей страны, то у нас не было бы никаких проблем, с нами все бы дружили. Чиновники, которые поначалу из снисхождения общались с Валькой, всегда считали себя выше какого-то колхозного шабашника и только из одолжения брали у него взятки деньгами, продуктами, дефицитными шмотками, а иногда и девочками. Страной правила чиновная бюрократия, которая, по сути, владела всем и имела всех и успешней всего действовала на фронте собственного разложения и разврата, но при этом старалась сохранять видимость внешней респектабельности и идеологической непорочности.
Валька умел становиться нужным этим людям, потому что ничем не гнушался и делал для них всю грязную работу, а им приносил в конверте чистый нал. Он вертелся, как уж на сковородке, устраивал для начальников пьянки-гулянки с банями и девочками и даже женам, секретаршам и любовницам начальников умудрялся придаривать нужные вещички, чтобы через них еще крепче дружить с местными князьками. При этом он никогда не переоценивал и не выпячивал себя, а, наоборот, оставаясь в тени, всячески превозносил заслуги хозяйственных деятелей и партократов, которые с удовольствием не замечали искусную лесть и пускали его в круг избранных. Круг избранных сначала ограничивался разжиревшим до безобразия председателем колхоза "Путь к коммунизму", инструктором райкома партии с бегающими глазками и постоянно расстегнутой ширинкой, и местным начальником милиции, у которого изо рта всегда пахло дерьмом, и который был редким любителем пожрать и выпить за чужой счет.
Вскоре Валька убедился, что и более высокопоставленные чиновники из горкома и даже обкома не прочь на халяву выпить и уж тем более попариться в баньке в обществе безотказных девиц. При чем, чем выше была должность, тем изощренней требовался разврат. Система, построенная на лжи и мифах, самозабвенно и цинично пользовалась всеми преимуществами своего положения. А Валька, как мог, способствовал этому и не останавливался ни перед чем, чтобы обзавестись новыми нужными связями, которые в свою очередь помогали улаживать любые проблемы с правоохранительными органами. Быть может, поэтому Вальку так ни разу и не посадили, хотя рисковать ему приходилось неоднократно. И не раз, когда уже черные тучи сгущались над его головой, он фантастическим образом выпутывался и оставался на свободе. Потому что Валька знал маленький, но очень важный секрет выживания в огромной стране под названием СССР - никогда не гнать мочу против ветра, т. е. никогда не идти против "системы", а напротив всячески ее "смазывать", а это означало, что нужно было лишь уметь дружить и делиться с нужными людьми, и тогда предела для собственного обогащения не будет.


Когда наступила "перестройка", Валька быстро понял, что наступило его время! Он был к нему морально уже давно готов и весь свой опыт полукриминальной хозяйственной деятельности направил на личное обогащение. Что и говорить, он был молод, предприимчив, расчетлив и быстро сколотил себе фантастическое состояние. Многие чиновники, которые всего несколько лет назад его за человека не считали, с удивлением обнаружили в нем акулу современного бизнеса. И теперь они уже сами искали его расположения, звонили и поздравляли с праздниками, потому что влияние Валентина Ивановича возрастало с каждым днем. Имея начальный капитал, заработанный еще до "перестройки", он активно участвовал в бешеной приватизации. Чиновники, как обычно, получали свою долю, но контрольный пакет акций предприятий уже оставался в железных Валькиных руках. Валька был не так прост, на деле он оказался умнее многих, потому что никогда не показывал своего богатства, он видел, чем оборачиваются чрезмерные амбиции многих нуворишей, поэтому старался твердо не лезть в политику и категорически не занимался саморекламой, что, безусловно, делало ему большую честь.
Мы с Валькой были университетскими однокашниками. Нас связывала юношеская дружба, экстремальные похождения в общагу, студенческие пирушки с портвейном "Три семерки" и игра в университетском музыкальном ансамбле "Red and Blаck". Валька старался убедить нас, что умеет играть на бас-гитаре, но делал это очень плохо, потому что у него были явные проблемы со слухом. Его хотели выгнать из ансамбля, но я уговорил ребят, что этого пока делать не стоит. Вальку всегда тянуло к прекрасному, он обожал стоять на сцене и нервно дергаться в ритм рок-н-ролла. Но после неоднократных, безуспешных попыток выучить еще хоть что-то на бас-гитаре, он сам ушел из ансамбля. А потом Вальке стало скучно грызть гранит науки, его голова всегда была забита какими-то хитроумными комбинациями, и он бросил университет после второго курса. Он подался к шабашникам, сколотил бригаду и начал зарабатывать первоначальный капитал. Однажды он взял меня, бедного студента, подработать на шабашке в летние каникулы не потому, что я что-то умел делать очень хорошо, а потому что я был веселым, знал кучу песен и мог орать их под гитару, не переставая, часов шесть подряд.
Я работал целый месяц, бойко крыл железом крыши ангаров. Вместе со мной работали еще пять работяг. Они больше всего переживали, что после окончания работы Валька может их "кинуть". Ведь никаких договоров никто с ними не подписывал. И их опасения не оказались напрасными. Валька их "кинул". Всех до одного. Обещал заплатить по 500 рублей, а дал рублей по 70, сказав при этом, что вычитает за питание и плохую работу. Но меня Валька не обидел и дал вместо обещанных 500, аж 700 рублей, что по тем временам были огромные деньги.
А теперь, много лет спустя, мы встретились с ним в коридоре больницы, когда нас обоих готовили к операции по удалению крайне распространенного в России и весьма деликатного заболевания - геморроя. Если вы не знаете, что такое геморрой, не обольщайтесь, рано или поздно вам обязательно придется познать все его прелести. Один шутник охарактеризовал геморрой так: представьте, что у вас тридцать два зуба и все больны, и все в одном месте - в заднице!
Будучи очень богатым человеком, Валька приехал делать операцию в Россию из Испании, где он практически теперь проживал. Он приехал из соображений экономии и уверенности в том, что геморрой нужно удалять там, где его нажил. Мой геморрой возник скорее всего в результате долгого сидения перед мольбертом, а Валькин из-за постоянного нервного перенапряжения, которое свойственно почти всем людям, которые имеют дело с большими деньгами.
Первая фраза, которую сказал мне Валька, когда мы впервые обнялись в коридоре больницы, была: "Ванька, ты знаешь, что такое счастье?! Я сам никогда не думал, что самое большое счастье в этой стране - просто поср.ть спокойно!!!"
Наверное, он был прав, потому что богатым людям в бедной стране действительно живется несладко. Они живут под постоянной угрозой, что все нажитое ими богатство в одночасье отнимут, их самих посадят в тюрьму или пристрелят по заказу конкурентов, а, может, даже и по заказу ближайших партнеров по бизнесу.
Перед самой операцией, когда Валька уже практически ложился на стол, он отключил сотовый телефон, который звонил, не умолкая, по 300 раз в день и сказал мне: "Ты не представляешь, как скучно я живу. Каждый день я только и слышу о том, кто, кому и сколько должен денег. Кто кого купил, и кто кого кинул. Это просто невыносимо… Вот ты занимаешься творчеством и радуешься жизни, а я даже никого трахнуть из-за своего гребаного геморроя не могу…".
С этими словами он снял больничную пижаму и отдался в руки двух медсестер, которые стали готовить его к приходу проктолога. Валька, который мог бы купить себе всю больницу вместе со всеми профессорами и медицинским институтом в придачу, явно нервничал и боялся операции. Молодые медсестрички пытались его успокоить. Напоследок, уже лежа на операционном столе с широко раздвинутыми ногами и прикрывая мошонку рукой, он сказал медсестре, которая вводила ему наркоз: "Вы знаете, обычно в такой позе я привык наблюдать женщин, но сегодня впервые наоборот…"
После операции Вальку отвезли в персональную палату в платном отделении, где сервис был поставлен на широкую ногу, почти как в люксе отеля "Метрополь". Туда один раз в день к нему приходила смазливая переводчица и учила его английскому языку. У меня закралось подозрение, что Валька с переводчицей не ограничивались только изучением английской лексики, потому что со студенческих лет Валька слыл сексуальным террористом и не пропускал мимо себя ни одной хорошенькой девушки. Но, скорее всего, это были только мои предположения. Не мог же Валька сразу после такой тяжелой операции зарабатывать себе осложнения.
А меня поместили после операции в обычную бюджетную палату на шесть коек и то, наверное, исключительно благодаря моим прежним заслугам.
Честно говоря, я люблю лежать в больнице. Потому что нигде не увидишь столько хорошеньких нянечек, медсестер и врачей-практиканточек, как в наших больницах.
Глядя на них, я понимаю, почему русские женщины так высоко ценятся в мире. Потому что ни в одной другой стране вы не найдете таких добрых, отзывчивых, неизбалованных судьбой и красивых женщин, которые безропотно выполняют самую тяжелую работу за нищенскую зарплату. Еще я люблю лежать в больнице, потому что меня никто не дергает и у меня появляется уйма времени поразмышлять о своей жизни.
Еще недавно я был любимцем фортуны, баловнем судьбы, моя карьера шла стремительно в гору. Я брался за самые рискованные проекты и неизменно разочаровывал всех тех, кто утверждал, что их выполнить невозможно. Мои успехи и высокие гонорары не давали покоя моим коллегам и конкурентам. Обо мне писали газеты и снимали телепередачи, меня даже узнавали совершенно незнакомые люди на улице и не брали штрафы гаишники. У меня был твердый имидж редкого зазнайки и везунчика. И мне тогда казалось, что, чем лучше я работаю, тем дальше будет легче. Но все оказалось наоборот. Я не позволял себе повторяться, и каждую последующую работу пытался сделать интересней предыдущей, поэтому мои новые творческие успехи доставались мне все большей и большей кровью. Пик моей карьеры пришелся на 1998 год, затем произошел дефолт, обвал рубля, и мой бизнес в страшных судорогах умер. Я остался без работы и без средств для существования. У меня даже не был никакой заначки на черный день, потому что я был слишком самонадеян и был уверен, что мне будет везти всегда. Я еще держался некоторое время по инерции, но вскоре мое положение настолько усугубилось, что моя жена не выдержала и бросила меня. И тут я сделал для себя неожиданное открытие: мужчина, который становится неудачником, при любых обстоятельствах НЕ ПРАВ перед женщиной, с которой живет. Я предпринимал отчаянные попытки спасти свой бизнес и исчерпал все возможности своих связей, но все было тщетно. Моя жена не выдержала испытания нищетой, и я нисколько ее не осуждаю. И еще одно обстоятельство повлияло на ее решение. Еще за полгода, до того, как моя жена бросила меня, я решил заработать хоть каких-то денег и попытался подработать таксистом. Но в первый же день я убедился, что у извозчиков жуткая конкуренция и своя мафия. Я мотался по городу с полуночи до трех, и единственными моими клиентами смогли стать обкуренные парень с девицей, которые тормознули меня около казино "Зеленая капуста". Когда я опустил форточку, парень, от которого за версту разило марихуаной, сказал мне, что они, оказывается, проигрались в казино до нитки, и спросил, не мог бы я подвести их бесплатно на другой конец города. Ничего глупее для меня уже нельзя было придумать. А на следующий день двое парней приняли меня за лоха и в последний момент отказались платить. Мне пришлось с ними драться. Я был настолько возмущен их наглостью, что, к большому удивлению их и своему собственному, избил обоих. Или все-таки они избили меня. Потому что на следующее утро под моим левым глазом воспалилась синяя слива с сочным кровоподтеком - у одного из парней оказался кастет. Моя голова раскалывалась на части, как будто палач промахнулся мимо шеи и разрубил башку топором. Я лежал десять дней, не вставая. За это время, какая-то сволочь разбила камнем лобовое стекло у моей машины. Видимо, это был подарок мне на день рождения. Завтра мне должно было стукнуть 40 лет. Скорее всего, это было сотрясение мозга, но у меня не было возможности основательно лечиться, и тут с моей головой стали происходить странные вещи. При малейшей физической нагрузке у меня стали возникать жуткие головные боли. Я всегда занимался спортом и гордился своим отменным здоровьем. Но сейчас стоило мне подняться на три этажа, как в висках начинал стучать молот, которым забивают железобетонные сваи, и мне казалось, что вены лопнут, не выдержав перегрузки. Но самое печальное, что такие же головные боли стали преследовать меня и во время нечастых занятий сексом. Моя жена не могла понять, что происходит со мной, когда в самый ответственный момент я хватался обеими руками за голову, так как боялся, что она взорвется, как пушечное ядро. По этой причине я был вынужден перестать с ней спать. Я надеялся, что временно, но через полгода жена сказала, что так продолжаться больше не может.
Моя жена - мой нежный и терпеливый ангел! Она так похожа на мою мать в молодости, когда я смотрю на ее фотографии, где маме всего двадцать лет. Но терпению даже самого нежного ангела рано или поздно приходит конец, и меня убивает мысль о том, что я не оправдал ее надежд. Я оставил ей квартиру и машину с разбитым лобовым стеклом. Я старался изо всех сил не выглядеть перед ней полным ничтожеством и пытался хоть как-то ее утешить и дать возможность начать новую жизнь без меня. Я даже подозреваю, что у нее появился к этому времени другой мужчина, но я не стал устраивать ей сцен, потому что хотел, чтобы она стала хоть немного счастливой.
От позора и невыносимой безысходности я всерьез стал думать о том, как свести счеты с жизнью. Если бы существовал стерильный способ самоубийства, я бы непременно им воспользовался. Нажал на кнопочку, и нет тебя, как в компьютерной игре. А реальная смерть и тем более самоубийство доставляют невероятные страдания близким. Здесь невозможно уйти по-английски, и это очень погано. Одни только хождения по моргам и запах разлагающегося тела чего только стоят! Обязательно будет расследование, вскрытие, а моя жена такая впечатлительная, она просто не вынесет этого! К тому же десятки посторонних людей будут копаться в моей личной жизни и строить догадки. Ведь я по-прежнему производил на окружающих впечатление вполне благополучного человека! Тогда я стал обдумывать, как бы это сделать поизящнее и таким образом, чтобы никто не смог заподозрить меня в малодушии. Я привел все свои бумаги и архив в порядок и даже сделал свою предсмертную фотографию, которую должны были бы понести на похоронах перед моим гробом. Я даже придумал себе эпитафию: " Он прожил короткую, как оргазм, жизнь…." Но, ведь, если я оставлю кучу долгов, то все тогда сразу догадаются о причине моего самоубийства. Да и потом это как-то неблагородно - оставлять после себя долги. Тогда я стал обдумывать, как застраховать свою жизнь на приличную сумму и невзначай разбиться на машине с той целью, чтобы жена после моей смерти могла получить приличную страховку. Но наши страховые компании оценивают жизнь в смехотворные суммы, и вероятность того, что обещанную сумму выплатят полностью после твоей смерти, крайне мала. Тогда я начал строить планы, как поехать работать в Чечню, в Ирак или в другую горячую точку. Но и из этого ничего не вышло.
Однажды я встретил на улице своего хорошего друга, он был чем-то крайне удручен и печален. Оказалось, что его молодая красивая жена, подающая надежды столичная актриса, от которой у него двое детей, тяжело заболела и сейчас умирает от рака. Я подумал: какая несправедливость - она умирает, но хочет жить, а я не умираю, но жить не хочу! Ее карьера была на взлете, ей сыпались десятки предложений сниматься в кино, но она поклялась, если выживет, в кино никогда сниматься больше не станет, а будет только заниматься детьми. Через две недели ее похоронили. И тогда я вспомнил слова Вольтера о том, что нужно уметь с одинаковым мужеством переносить и успех, и пораженье, и богатство, и нищету, и, может даже, жизнь, какой бы она ни казалась невыносимой. С точки зрения теории это принесло мне некоторое облегчение, но надо было что-то делать и практически. А я не представлял, каким образом начать новую жизнь в сорок лет, тем более человеку с такими большими амбициями, имея в своем активе, помимо астрономических долгов, только прогрессирующий геморрой. Оказывается, больше всего мучений нам доставляют нереализованные амбиции, они разрушают нас изнутри, если мы не сумели вовремя от них отказаться.
Я подумал, неужели мои амбиции сильнее воли к жизни, которой, по большому счету осталось и так немного. И почему мне непременно хочется себя угробить? Да, потому что я хочу, чтобы обо мне хоть кто-то пожалел! Но ведь другой жизни у меня не будет! Тысячи подлецов живут на этом свете, совесть их не мучает, и пулю пускать себе в лоб они не собираются и даже чисто теоретически никогда не допускали мысли об этом? А я никого не грабил, не убивал, не обманывал! Я всего навсего разорился и в одночасье остался без работы. Да так полстраны живет, перебиваются с хлеба на воду! И многие люди попадали в гораздо более худшее положение. А что может быть хуже нищеты? Вероятно, только окончательная потеря здоровья и близких тебе людей.
Вы знаете, что такое нищета? Это когда полгода чистишь зубы одной зубной щеткой без пасты и ходишь зимой пешком в стоптанных летних ботинках, вместо того, чтобы ездить хотя бы на трамвае. Когда на улице меня встречали в таком виде мои знакомые и спрашивали: "Привет, Иван, как дела?" Я пришпоривал себя и, стараясь улыбаться, отвечал: "Спасибо, хуже не бывает!" Но мне никто не верил, все думали, что я шучу, потому что я твердо у всех ассоциировался с большими деньгами и успешным бизнесом. А небрежность в моей одежде они воспринимали за особый шик. Но я и не пытался их переубеждать, у меня не было желания тиражировать для посторонних людей свои проблемы. О подлинном положении моих дел знал только мой друг Мишка Пестров, который безотказно в любое время дня и ночи давал мне деньги в долг и никогда не спрашивал, когда я верну их обратно. Но так же не могло продолжаться до бесконечности! В последний раз, когда я занял у него 200 долларов, он словно почувствовал мое настроение и на прощание сказал: "Вань, ты только глупостей не делай. Приходи в любое время, я дам тебе еще…"
И самое главное, мою смерть не пережила бы моя любимая мама. Она чувствовала, что со мной творится что-то неладное. Я ничего не ел, чтобы экономить деньги, что было абсолютно бесполезно, т.к. экономить можно только тогда, когда есть хоть какие-то доходы. Все это время я жил в гараже Мишки Пестрова на северо-западной окраине города. Однажды утром, каким-то одним ей известным способом меня нашла мама, она увидела меня, не выдержала и зарыдала. Я не стал удивляться ее появлению в гараже, потому что находят же матери каким-то образом в Чечне своих сыновей. Я ее еле успокоил. Мама накормила меня бульоном с ложечки из пластмассового термоса и протянула небольшой конверт. Это была вершина моего позора, потому что в конверте лежали деньги, которые мать откладывала себе на похороны. Она уговаривала меня поехать жить к ней, но я отказался, потому что слишком много людей узнали бы о моем чудовищном падении.
Когда мама ушла, я хотел пойти и напиться с горя. Но, к большому сожалению, я не имею привычки напиваться. Я не нахожу в этом удовольствия и смысла. Многие мои приятели говорят, что в этом корень моих проблем. Дремучее пьянство для меня всегда было противно, потому что я брезгаю заливающими горе водкой заблеванными забулдыгами и ничего, кроме жалости и отвращения, они у меня не вызывают. Однако моя душа после вынужденного бездействия требовала поступка, впечатляющего и смелого! Тогда после короткого раздумья я пошел и отправил половину денег жене. Но этого мне показалось мало, и я стал раздумывать, что делать дальше. Напротив дома, где я прежде жил, находилась художественная школа. Из моих окон было отлично видно, как молодые художники учатся рисовать. Я наблюдал за ними в течение многих лет почти каждый день и завидовал их свободе непринужденно творить живописную форму, облачая ее в разнообразную стихию цвета, света и тени. Я сам и мой бывший бизнес зависел от тысяч разных обстоятельств и причин, поэтому я работал почти всегда на грани жуткого фола. Мне приходилось считаться с десятками людей, от которых всегда что-то зависело и которые очень часто с большим удовольствием вставляли мне палки в колеса, наблюдая при этом, как я из этого дерьма буду выбираться. Я устал от этой чудовищной зависимости, мне хотелось начать делать что-то самому, без оглядки на капризы и самодурство клиентов, и я безумно завидовал настоящим художникам, их умению свободно передвигаться во времени и пространстве и тому, что результат их работы зависел только от их собственного таланта и усердия. В детстве я немного рисовал, как рисуют почти все дети, и даже одно время мечтал стать художником, но для этого я был слишком непоседлив и нетерпелив. Ввиду особой бурности своего темперамента, я бы умер от апоплексического удара перед мольбертом. (Тем более, что профессия художника в век высоких технологий становилась не самой престижной и заметной. Аудитория даже очень талантливого художника несопоставимо мала по сравнению с гигантскими возможностями средств массовой информации.) Вполне возможно, с такой же вероятностью я умер бы и перед компьютером. Но сфера деятельности живописца для меня всегда была необычайно притягательной именно в силу возможности творить, не взирая ни на что. Обладая богатой фантазией, мне всегда хотелось сделать, что-то необычное. Я даже сам не знал что. Это было нечто на уровне предчувствия. Поэтому на оставшиеся деньги я купил себе краски для того, чтобы заняться живописью. Я, кажется, намеренно забыл купить себе что-нибудь поесть, а, может быть, специально это сделал, чтобы сытый желудок не свалил меня спать. Я хотел, чтобы голод окончательно проветрил мои мозги и заставил решиться на новую смелую авантюру взамен всей моей предыдущей деятельности, которая потерпела сокрушительный крах. А, может быть, так и должно было произойти, и все то, чем я так гордился прежде, не стоило и гроша. Таким образом, во мне мучительно зрела решимость реализовать себя в новом труде, самоотверженном и безоглядном, результат которого мог бы зависеть целиком и полностью только от меня. Так я начал свои первые рисовальные опыты.


У Вальки Рысакова была походка Ричарда Гира из фильма "Американский жиголо". Так мягко и раскованно, непринужденно и свободно могут позволить себе ходить только очень состоятельные бабники, "уверенные в завтрашнем дне" и даже геморрой не портит им походку. Но Валька был не рядовой бабник, он был настоящий сексуальный гангстер с шокирующими финансовыми возможностями и с возрастом не хотел менять своих привычек. После операции у нас было много времени для общения. Он рассказал мне, что уже четыре раза был женат, последняя жена родила ему сына, которого он забрал, после того, как выгнал жену за то, что та позволила себе спутаться с его охранником. Он небрежно показывал мне фотографии, где была запечатлена его вилла с бассейном на берегу Средиземного моря, его катер, его серебристый кабриолет "Мерседес-SL500", его любовница в Лондоне, его любовница в Париже, но самая красивая его любовница жила в Москве. Ее звали Карина. В целом, жизнь все равно казалось ему за границей скучной, поэтому для восполнения адреналина он последнее время все чаще приезжал в Россию. Я вспомнил, как еще 10 лет назад Валька предлагал мне работать вместе с ним. Он говорил: "Ванька, чем ты занимаешься? Бросай свою работу! А, не хочешь? Ты хочешь заниматься творчеством и делать только то, что тебе нравится, хочешь, чтобы тебе за это много платили и еще хвалили при этом? Но так не бывает! Выбирай что-нибудь одно! Вот я… Я делаю скучную работу, которую абсолютно не люблю, но она приносит мне деньги! У меня их много! И мне абсолютно наплевать, кто и что обо мне скажет или напишет в газете. Я хочу одного, чтоб х.. стоял и деньги были! Остальное - меня не волнует!
Тема стоячего х.. для Вальки была очень болезненной и проходила своеобразным лейтмотивом через всю его жизнь. Прошло 10 лет и, лежа после операции в персональной больничной палате, Валька говорит мне опять о том же:
- У мужчины в жизни две проблемы! Первая - пока ты молод, твой "лучший друг" возбуждается от малейшего дуновения ветра, и ты не знаешь, что с ним делать, и вторая - когда тебе исполняется 40, и ты уже знаешь, что с ним делать, но он не возбуждается! Может, это потому что я уже обожрался всем, чем только мог: машинами, катерами, женщинами. Помнишь, у Пушкина:
"Измены утомить успели,
Друзья и дружба надоели!...

Валька всегда охотно и театрально декламировал классиков, но следующие строки он почему-то произносить не стал, и тогда их пришлось продолжить мне:
Затем, что не всегда же мог
Beef-steak и стразбургский пирог
Шампанской обливать бутылкой
И сыпать острые слова,
Когда болела голова….."

"Боже мой, - подумал я, - как мне это близко, особенно про больную голову".
- Мой отец умер в 73 года от инфаркта, занимаясь сексом с девятнадцатилетней девчонкой, - продолжил Валька. - Он был учителем труда и перетрахал у себя в мастерской весь преподавательский состав школы, включая директрису и всех пионервожатых. А я уже в сорок лет не ощущаю никакого оптимизма!
- Скажи мне, что тебя возбуждает, и я скажу, кто ты? - попытался пошутить я.
Валька многозначительно задумался и сказал:
- Теперь мне приходится прилагать для этого немалые усилия. Наверное, я возбуждаюсь, когда несусь на спортивном мотоцикле или на машине с огромной скоростью, или когда прыгаю с парашютом, или когда на охоте заваливаю какого-нибудь дикого зверя. Ты не представляешь, какой это адреналин!
- Многие эсесовцы тоже возбуждались, когда гнали толпы голых людей в газовые камеры, а Гроссман пишет, некоторые, глядя на это, успешно занимались онанизмом.
- А при чем здесь онанизм? Я давно вышел из этого возраста, - обиделся Валька.
- Раз ты обожрался всем, чем только мог, может, тебе необходима клизма?
- Ну, этого добра у меня в последнее время было достаточно. Ванька, кстати, ты знаешь, что такое клизма с точки зрения коммунизма?
- Нет…
- Запоминай, - и Валька, смеясь, процитировал одного известного сатирика, подражая Маяковскому:
"В чем великая
цель
коммунизма?
Вместо профиля
Ленина -
клизма!"

- Правда, смешно? - спросил Валька.
- Неужели тебя, прирожденного мачо и сексуального террориста, перестали возбуждать красивые женщины? - не мог понять я, - это же стопроцентный адреналин! Особенно, когда они не знают, что у тебя есть куча денег и на тебя не смотрят!
- Старик, к сожалению, они меня возбуждают, но очень слабо, потому что все их поведение, как правило, вполне предсказуемо и потому что я привык за любовь платить, как за пиво, как за ресторан, как за прокат автомобиля… А потом возбуждение возбуждению - рознь! Оно бывает разное. Это как разной бывает температура кипения! Вода кипит при температуре всего 100 градусов, а для того, чтобы закипел металл, необходимо не меньше тысячи! Можно быть слегка возбужденным и никому не мешать при этом, а можно умирать от возбуждения, потому что оно сводит тебя с ума! Но ты, к сожалению, прав, и я не встречал еще ни одной женщины, которая любила бы меня сильнее, чем мои деньги!

- А представь, что завтра деньги кончатся? Что ты будешь делать?
- Валька на секунду задумался, а затем неожиданно выдал:
- - Это невозможно.
- Почему? - удивился я.
- Потому что их у меня слишком много и я не такой законченный придурок, как ты.

Со студенческих лет у нас было принято дружески грубоватое обращение, порой мы допускали в адрес друг друга самые резкие выражения, но за этим на самом деле не было желания оскорбить друг друга. Я не обиделся, я засмеялся, тем более, что, по существу, Валька даже не представлял, как был прав.
- Чего ты смеешься? Все романтики - придурки, а все циники - к сожалению, законченные подонки, - самокритично заметил Валька. - Ты знаешь, почему развелось такое огромное количество педиков в последнее время? Потому что этих мужиков больше не возбуждают женщины! На самом деле это огромная проблема, потому что мы, таким образом, вырождаемся!
- Я надеюсь, что ты не присоединился к обществу сексуальных меньшинств за то время, пока мы с тобой не виделись, - съязвил я.
- Тебя спасло только то, что и у тебя, и у меня геморрой, а иначе, я бы давно с тобой разобрался, - грубо пошутил Валька.
- Ты знаешь, для чего люди делают красивые вещи, пишут пьесы и картины, снимают кино и сочиняют музыку? - заговорил я.
- Знаю! На самом деле, они все это делают с единственной целью - чтобы возбуждаться! Когда девица стоит просто голая, она никого не возбуждает, кроме даунов, но, когда она надевает темно-синий купальник с бриллиантами стоимостью в миллион долларов, тогда возбуждается весь мир! Поголовно! Когда висит картина без ценника, все проходят мимо нее, не замечая, но когда на нее вешают табличку "Цена - 1 000 000 долларов", все приходят в состояние экстаза! А картина-то, та же самая, она
- нисколько не изменилась!
- Старик, я правильно понял, что просто обнаженная женщина тебя больше не интересует, на ней обязательно должен быть купальник с бриллиантами! Так?
- Да, пойми ты! Мне необходимо возбуждаться не для того, чтобы трахаться, а для того, чтобы жить! Я готов за это платить любые деньги, но мне постоянно подсовывают какое-то говно, подделки, в лучшем случае фальшивки!
- Старик, это называется не так….
- А, как?
- Это называется не возбуждение, а вдохновение!
- А разве это не одно и то же?
- Ну, пусть будет по-твоему…
- А ты от чего вдохновляешься?
Я задумался. Действительно, от чего?
- Да, наверное, от всего, кроме глупости, хамства и постсоветсткого идиотизма. Теперь я возбуждаюсь, когда беру карандаш и начинаю рисовать. По моей руке проходит легкий зуд и все пальцы, мышцы, суставы наливаются кровью. Первый раз, когда я только попытался попробовать себя в подражании библейских мотивов и написал идущего по воде Христа, у меня так легко это получилось, будто моей рукой кто-то водил. Я боялся, что ничего не получится, ведь я толком не знал многих технических тонкостей, как работать с красками, с растворителями, но все само как-то получилось. Я не чувствовал ни усталости, ни голода, ни холода. Я не думал ни о чем другом, и у меня не было ни одного другого, более важного желания, кроме одного - закончить эскиз, а затем картину. И еще я иногда возбуждаюсь, когда прихожу в музей и смотрю на подлинники старых мастеров. Их картины, как будто впитали в себя энергию своих создателей, все их страсти, лишения, несчастья и все их радости. Ты возбуждаешься только тогда, когда смотришь на ценник картины, потому что ничего не смыслишь в живописи. А я вдохновляюсь, когда приезжаю в глухую деревню и поднимаюсь к себе в мастерскую. Меня вдохновляет все, что вокруг этого удивительно чистого места, которое находится неподалеку от Лучистого озера, которое сохранилось таким только благодаря тому, что туда не так просто добраться. Меня возбуждают и вдохновляют языческие праздники, которые непостижимым образом сохранились там до наших дней. Хочешь увидеть шоу, по сравнению с которым Мулен-Руж просто меркнет? Уверяю тебя, что за границей ты ничего подобного никогда не видел!
К моему большому удивлению, Валька меня выслушал, не перебивая.
Затем спросил:
- А от ластика возбуждаться не пробовал? По крайней мере, это оригинально. Я сам с детства хотел съездить посмотреть на Лучистое и глянуть, как там девки голяком через костры скачут. А правда, что они потом трахаются со всеми подряд?
Я подумал, как хорошо, что не стал рассказывать Вальке о своих проблемах. И он не дождется от меня, что я стану просить у него денег или еще чего-нибудь. Люди, которые жалуются на свою жизнь, вызывают у меня сочувствие, но дружить с ними я почему-то не хочу. И Валька ни за что не узнает от меня, что я банкрот и неудачник. В этот момент мне пришла в голову забавная мысль. Я подумал о том, что у Вальки геморрой возник из-за большого количества денег, а у меня - от их полного отсутствия.
И тут до меня дошла причина гибели моего бизнеса и карьеры. Я понял, что изначально был обречен, потому что почти всегда плевал против ветра и действовал против правил системы. Я не умел дружить с нужными людьми, не хотел с ними делиться и категорически не хотел отказаться от собственных амбиций, что мешало мне хитрить с людьми и оборачивать их действия в свою пользу.
А в цинизме Вальки было даже какое-то первобытное обаяние. Он смотрел на весь мир с точки зрения своего члена.
- Там никто, ни с кем не трахается, а через костры прыгают для того, чтобы избавиться от нечистой силы, - сказал я Вальке.
- Это классно! Я тоже хочу избавиться от нечистой силы. Поехали вместе на твое гребаное озеро? - предложил Валька.
- Оно не "гребаное", - возразил я, - оно святое! Это большая разница…
Валькино предложение поехать на озеро, которое было в двух шагах от моего дома в деревне, было, как нельзя, кстати, потому что добираться до него мне пришлось бы более 550 километров автостопом от Москвы.

- А ты не хотел бы наплевать на свою Испанскую виллу и купить маленький домик на берегу Лучистого озера? - пришла мне идея. - Там по соседству с моим домом можно купить. Я думаю, он стоит чуть дешевле твоей зажигалки. А-то купит, какой-нибудь засранец или алкоголик, намучаешься с ним потом…

(продолжение следует)


 

Обсудить этот текст можно здесь